Она снова хохотнула.
– Куда Старик делся? – спросил Краев. – Умер?
– Какой Старик?
– Который в этой квартире жил!
– А, Старик? Ушел куда-то. Ушел, и все. Больше его не видели.
– Куда? – опешил Краев. – У вас тут что, въезд и выезд не контролируется?
– Нет, так просто не уйдешь, – сообщила зелененькая. – 'Правильные' ставят на учет всех. Но старикашка умудрился пропасть. Зашел к соседу, сказал, что уходит. 'На, – говорит соседу, – тебе ключи от квартиры, отдай их в жилуправление. Пусть квартиру продадут. А я пойду, мне надо идти дальше'. Сосед сообразил через пару минут, что происходит, выскочил за Стариком, а того уже и нету. Никто его больше не видел.
– Давно это было?
– Пару месяцев назад. Вот, теперь его квартира продается.
– Я возьму ее в аренду, – торопливо сказал Краев. – Других претендентов на это жилье нет?
– Нет. Никто не хочет жить в этой квартире, – откровенно сообщила девушка. – Странная она какая-то. Тебе не страшно?
– Не страшно. Я смелый.
– Ладно. – Девушка застучала разноцветными копытцами по клавишам компьютера. – Договор составляем?
– Да, давай.
Краеву не терпелось попасть в эту комнату и увидеть все собственными глазами.
Страна Чудес, да и только.
В чумном городе все звали друг друга на 'ты'. Это было фирменным знаком чумников, чертой их вынужденного братства заключенных. Но не самой удивительной чертой.
В чумной зоне все было удивительным. Собственно говоря, город, отведенный под седьмой чумной карантин, был велик для небольшого количества людей, проживающих здесь. Он был похож на пиджак пятьдесят восьмого размера, снятый с откормленного квадратного мещанина и наброшенный на плечи хрупкой утонченной девушки. Внутри мрачной бетонной стены, окружающей Врекар, процветала такая вычурная эклектика, что у Краева глаза лезли на лоб. Он шел пешком – оказался от аренды эмобиля. Честно говоря, он давно уже не водил машину – с тех пор, как его больное колено сделало невозможным безопасное управление автомобилем. Теперь, кажется, ноги были в порядке, но Краев еще не готов был взять управление транспортом в собственные руки. Он шел пешком и изумленно вертел головой, как подросток, впервые попавший на выставку авангардного искусства.
В городе чумников странно соединялись признаки заброшенности и помпезной роскоши. Дома немыслимой конфигурации, фантастической архитектуры и невероятной расцветки соседствовали с огромными кучами строительного мусора, небрежно отодвинутыми в сторону бульдозером. Жилые дома были окружены милыми заборчиками, внутри двориков на фоне зеленых аккуратных лужаек стояли белые статуи в античном стиле, росли кусты и деревья, подстриженные в виде скульптур. Потом улица вдруг превращалась в ряд заброшенных зданий – некоторые были относительно целыми, некоторые – с полуразрушенными стенами, обтянутыми серыми сетками, чтобы, не дай бог, кусок бетона не свалился кому-нибудь на голову. Главная дорога являла собою пример обычного российского порядка и ухоженности, боковые же проулочки зияли язвами провалившегося асфальта и кое-где были напрочь перегорожены упавшими деревьями.
На улицах царила удивительная пустота. Три часа дня – и ни души. За полчаса, пока Краев шел к центру города, лишь пара эмобилей прошуршала мимо него шинами.
Центральная площадь городка была вымощена неровными базальтовыми плитами, насечки на них образовывали узор, похожий на шумерскую клинопись. В середине площади находился удивительный фонтан – почти точная копия знаменитого брюссельского 'Писающего мальчика'. Только если оригинал статуи в Брюсселе был размером меньше метра, то монстр, который возвышался посередине чумной зоны, имел рост метра три с лишком. Писал он с пятиметрового постамента – черного, как ночь, струя его била мощно и уверенно, словно из пожарного брандспойта. Кроме того, время от времени тонкие струйки воды вылетали из ушей мальчика, что сопровождалось звуком, похожим то ли на ржание лошади, то ли на скрип гигантских несмазанных петель.
'Неплохо, – пробормотал Краев. – Совсем неплохо'. Взгляд его уткнулся на изящную медную табличку, привернутую к стене. 'Площадь имени Пети Стороженко', – значилось там. Краев пошел дальше по площади и обнаружил, что фонтан закрывает собой постамент поменьше – каких-то жалких три метра красного гранита. К постаменту была прислонена чугунная лестница, а по ней карабкался двухметровый металлический человек, отлитый из бронзы. Человек сей был одет как путешественник эпохи Возрождения – камзол с отворотами, кружевной воротничок, лосины, обтягивающие стройные мускулистые ноги, ботфорты выше колена. Благородную его голову увенчивала широкополая шляпа со страусиными перьями. Плечи человека были широки, талия узка. Человек улыбался и длинные остроконечные усы его победно топорщились.
'ОТ БЛАГОДАРНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА – ПЕТРУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ СТОРОЖЕНКО, ИЗОБРЕТАТЕЛЮ ПОНЧИКОВ С АНАНАСАМИ' – гласили буквы, выбитые на пьедестале. Ниже находилась надпись поменьше: 'По лестнице не лазить – уши оборву! Петя'.
Краев почувствовал, что ему срочно необходимо освежиться. В смысле, тяпнуть чего-нибудь успокоительного, потому что бедные мозги его отказывались переваривать увиденное и услышанное за день. Сразу же за памятником находилось здание в неоготическом стиле, с красной черепичной крышей и остроконечными башенками, увенчанными петушками-флюгерами. На вывеске значилось: 'Трактир имени Пети Стороженко'. Краев потянул за латунную ручку и оказался внутри.
Длинные деревянные столы были пусты. В углу на помосте стоял большой стул из красного дерева с резными подлокотниками и спинкой. На стуле сидел пожилой пузатый человечек небольшого роста в тельняшке и брюках клеш. Лысую круглую голову человека увенчивала белая шапочка – нечто среднее между кипой и береткой. Человек курил трубку и с интересом смотрел на Краева. Клубы дыма плавали вокруг него, как возле маленького домашнего вулкана.
