– Двадцать. Я жил в Сибири, в славном городе Кемерово. Был помешан на компьютерах. Плевать мне было на чуму, и на смуту и на все прочее. Я даже не знал, что вокруг происходит. Мне нужно было доделать одну программу, поэтому две недели подряд я ел и спал рядом со своим компьютером. И обнаружил, что в мире что-то происходит только тогда, когда погас свет. Вырубили свет во всей стране, ты помнишь?
– Да.
– Гады. Выключили электричество. Бесперебойника у меня не было, и вся моя работа пошла к чертям собачьим. Мне пришлось очнуться и вспомнить, что в мире есть еще что-то кроме компьютеров. Я вышел на улицу, чтобы купить себе жратвы. Думал – на час. Но оказалось – навсегда. Домой я уже не вернулся.
– Что случилось?
– А ты не знаешь? С тобой что, по-другому было? Меня забрали и забрили. Сделали прививку от чумы, дали в руки автомат и отправили на 'объект'. И две недели я охранял какой-то склад вместе с тремя такими же как я мальчишками и одним пожилым майором в отставке. Обитали мы в блокпосте, сварганенном из железнодорожных шпал. Воняло там креозотом до тошноты. Три дня у меня была температура под сорок, я валялся на полу и подыхал. Ни у кого из других парней такой лихорадки не было, хотя им тоже только что сделали прививку. Все думали, что у меня чума. Но отнеслись ко мне по-человечески – пить давали, кормить пытались… Через три дня я неожиданно очухался и почувствовал себя как огурчик.
– От кого вы охраняли склад?
– От бандитов, от гопоты всякой. Я и сам не знаю, кто там всем этим командовал. Майор сказал, что мы – вроде как народное ополчение. Добровольное… – Салем саркастически хмыкнул. – А на наш склад могут напасть повстанцы. Так мы и куковали две недели. Никто на нас не нападал. Еду нам привозили через день – хреновенькую, но в достаточном количестве. Патронов было по рожку на брата. Скучали, байки травили. Вот тут я и начал замечать, что происходит с ребятками что-то не то. Сперва они дружно бросили ругаться матом, а когда я вворачивал какое-нибудь крепкое словцо, вздрагивали. Потом отказались от курева и боевых ста грамм – нам изредка привозили бутылку-другую водки. Автоматы эти придурки сложили в кучу и больше к ним не прикасались. Более того, они заявили, что людей убивать нехорошо, поскольку это противоречит заповедям божьим. Представляешь херню такую?
– Представляю…
– Короче говоря, мне стало не по себе. Майор еще держался пару дней, а потом и его скрутило. Его автомат оказался в общей куче. Я остался один нормальный в этой компании. Они почти перестали разговаривать со мной – смотрели на меня, как на какое-то чудовище. Сидели целыми днями на шпале с блаженными физиономиями и обсуждали то, как неправильно устроен этот мир и как они изменят его, когда закончится смута. Для меня это было дико. На нас не нападали, да. Нам везло. Но могло и не повезти, потому что в городе шла самая натуральная война, выстрелы слышалась со всех сторон. А эти… Подняли лапки, заранее сдались.
– Превратились в баранов?
– Да. Именно в баранов. А я – нет. Тогда я еще не знал, чем все это кончится. Я просто думал, что ребятишки свихнулись от страха, от неопределенности и постоянной вони. Что они спасаются от дурной жизни мечтами блаженных дурачков.
– И чем все это кончилось?
– Резней. К нам подкатила легковушка и из нее вышли четверо. Очень они мне не понравились: обвешаны оружием с ног до головы, на мордах черные маски. Пока мои барашки расчухивали что к чему, я схватил автомат и пару рожков, сиганул через заднюю дверь и спрятался за блокпостом. Эти, из машины, не увидели меня – повезло мне. Один из них гавкнул: 'Всем выйти из укрытия, руки за головой'. И что ты думаешь? Пацаны и майор вышли, как миленькие. Улыбались даже, идиоты. Мол, мир, любовь и все такое… Их построили у стены рядком и перерезали им глотки ножом – патроны, наверное, экономили. Перерезали как натуральных овец, на глазах друг у друга. И никто даже попытки не сделал сопротивляться или сбежать. Стояли и ждали, пока дойдет очередь подохнуть. Боже мой… Бедные тупые бараны…
Салем громко шмыгнул носом. Краев обнаружил, что машинка затихла – видно, Салем уже сбрил с его черепной коробки все лишнее. Колени Краева были усыпаны волосами.
– А что случилось дальше?
– Я убил этих бандюков. Убил их на хрен. Наверное, не стал бы высовываться, но они сами нарвались. Когда они расправились с пацанами, двинулись к складу. А я находился между стеной склада и блокпостом, и деваться мне было некуда – они увидели бы меня сразу. Поэтому, как только они поравнялись со мной, я начал стрелять – практически в упор. Свалил всех четверых с первой очереди. Один умер сразу. А потом я сменил рожок и добил остальных троих – в месиво. Я очень боялся их. Я не мог позволить им остаться в живых.
– А потом?
– А потом засел в укрытии. Все оружие собрал и зарядил. Я сидел в вонючих стенах и смотрел на мир через щель амбразуры, ждал, когда мир придет убивать меня. И готов был обороняться до последнего патрона. А восемь мертвецов валялись там, где им пришел конец – распухали и гнили на жаре.
– Сколько ты так просидел?
– Всего день. Но, знаешь, полумех, этот день был не самым приятным и коротким в моей веселой жизни, он длился целую вечность. А потом приехала машина – та, которая привозила нам жратву. Оттуда вылез капитан Лифанов – я знал его по предыдущим приездам. Он осмотрел трупы, пересчитал их, и понял, что одного не хватает. Вот такой он был умный дяденька, этот капитан Лифанов – все схватывал на лету. Он опустил свою пушку стволом вниз, повернулся к посту и крикнул: 'Эй, ты там?' А я сидел и молчал. Я целился в его башку – знал, что если он сделает шаг в мою сторону или поднимет ствол, расстреляю его на хрен. Знаешь, что он сказал?
– Что он сказал? – хриплым эхом отозвался Краев.
– 'Не стреляй, – вот что он сказал. – Сынок, я не баран, не мародер и не повстанец. Я такой же как ты, сынок. Я нормальный. Вылезай. С тебя достаточно, сынок'.
Салем замолчал. Девушка Лиза, судя по всему, нашла то, что искала по всей квартире – полупустую бутылку какого-то пойла без этикетки. Она уже основательно приложилась к ней и теперь протянула Салему.
– Без галиков? – Салем с подозрением обнюхивал горлышко.
