'Этого еще только не хватало. Изваять меня в виде троицы… Триамурти: Краев, Шрайнер и Перевозов. Три источника, три составные части расстройства личности'.
– Нет, – сказал Краев. – Ни к чему это, обойдусь без площади. Извини, Петя.
– Вот, все вы так! – Стороженко удрученно развел руками. – Деградирует чумной народ. Вспомни, что пять лет назад было! Сообща город своими руками поднимали. Конфетку ведь сделали, а не город, получше, чем в любой Швейцарии. У меня заказов на скульптуры на год вперед было. А сейчас что? Раньше шести вечера ни одна собака не просыпается! Зажрались! Только до бара доползти, мескалина тяпнуть, чтобы потом слюни пускать да в потолке свои глюки выглядывать. Слушай, мне кажется, что бараны этого и хотят – чтобы у чумников поскорее крыша съехала.
– Слушай, Петя, – сказал Краев доверительно, вполголоса. – Вот ты 'правильных' сейчас ругаешь… Баранов, так сказать. Не боишься, что за хибон тебя возьмут когда-нибудь? Кто-нибудь настучит…
– Настучит?!! – Петя загрохотал раскатистым басом. – Да я пойду сейчас и приварганю к моему писающему мальчику голову нашего президента! И лозунг напишу: 'Да здравствует агрессия!' Никто и пальцем не поведет!
– Почему?
– А потому что бараны не могут применять к нам силовые методы! Мораль им не позволяет! – Петя шарахнул мягким кулачком по стойке. – Ты! Ты кто такой? Ты иностранец, да? Ты как в зону-то попал?
– С чего ты взял? – смутился Краев. – Какой я иностранец, типун тебе на язык.
– Ты не баран! На барана не похож. Но и про чумников ни черта не знаешь. Сразу видно, что ты в первый раз в чумную зону попал. Значит, ты иностранец!
– Я русский.
– Я не спорю, что ты русский. Только последние восемь лет ты жил где-нибудь за бугром. А потом вернулся на родину – ностальгия замучила. Тебе сделали прививку, провели тесты, выяснили, что ты неиммунный, и отправили в чумную зону. Ты что, думаешь, один ты такой олух нашелся? Мы таких иностранцами и называем! Ну, угадал я?
Николай съежился, по спине его побежали не то что мурашки – черные муравьи-убийцы. Он попался. Никак он не ожидал, что его раскроют так быстро. Болван. На что надеялся, гений конспирации? Первый же попавшийся скульптор по пончикам раскусил его, как мальчишку…
– Он не иностранец, – раздался голос за спиной Краева. – Он чумник. Из четвертого Врекара.
– Из четвертого?! – взвизгнул Петя. – Сукины дети! Я так и знал, что они додумаются до этого! Сами не могут с нами справиться, так подсунули сюда убийцу-полумеха! А я еще памятник ему хотел поставить! Я на твою могилу памятник сделаю! Руки вверх, падла! Тебе говорю!
Стороженко выхватил из-за стойки огромный черный ствол и направил его на Краева. Не милицейский электрошокер – скорее, крупнокалиберный пулемет – из тех, что оставляют в теле дырки шириной в полладони. Краев медленно поднял руки. В голове его было идеально пусто, только громкие удары сердца дрожью отдавались в коленках.
– Спокойно… – голос сзади определенно казался знакомым. – Не гони, Петя. Дай-ка я его потрогаю. Если начнет метаморфироваться – стреляй.
Краев почувствовал вдруг легкие удары по ногам, по ягодицам, по спине, по поднятым рукам. Его простукивали деревянной палкой, как простукивают мраморную статую в поисках пустот. Пустот, в которых могут быть спрятаны какие-нибудь сокровища. И не только сокровища. Кажется, тот, кто 'трогал' Краева сзади, боялся ничуть не меньше, чем сам Краев.
– Я не полумех, – сказал Краев. – Я даже не знаю, что такое 'полумех'. Я надеялся, что вы мне это объясните, ребятки. А вы обращаетесь со мной, как с заминированным камикадзе. Не бойтесь, я не взорвусь. Максимум, на что я способен – испортить воздух.
– Ни черта не понимаю, – сказал человек сзади. – На полумеха ты действительно не тянешь – ни железа, ни пластика. Ты действительно из Инкубатора? Из четвертого Врекара?
– Да.
– Почему же ты ничего не знаешь? Почему так дико себя ведешь? Почему от нас не прячешься?
– Потому что мне затерли память, – произнес Краев. – Я понятия не имею о том, что это такое – четвертый Врекар. Возможно, я и был каким-нибудь полумехом, или долгоногом, или еще кем-нибудь. Но я не помню ничего за последние восемь лет – ни одного дня. Из моей жизни стерли восемь лет и отправили сюда, в седьмой карантин. На отдых, может быть?
– Сейчас посмотрим, на какой отдых тебя отправили. Раздевайся.
– Как? Совсем?
– Совсем.
Краев обреченно стягивал с себя одежду. Чувствовал он себя совсем униженно. Но куда было деваться? С таким пулеметом не поспоришь.
– Повернись.
Краев развернулся и сразу же смущенно прикрылся руками. Сзади него стояли парень и девушка.
Парнем был Салем. В руках он держал длинную деревянную палку, подсоединенную золотистыми проводками к черному ящичку, висящему на груди. Девчонке было чуть больше двадцати лет. Голова ее была обрита наголо, почти как у Салема, только посередине черепа шла тонкая косичка желтого цвета, с вплетенными серебристыми полосками. Косичка доходила до затылка и раздваивалась там на два хвоста, к каждому из которых был прикреплен светящийся шар, размером с бильярдный. Несмотря на столь оригинальную прическу, способную, по мнению Краева, изуродовать любое человеческое существо, девушка была красива. Большие глаза, обведенные черными линиями и фиолетовыми линиями на манер мишеней. Прямой правильный нос. Губы – накрашенные зеленой помадой, сжатые напряженно, и все равно красивые. Мускулистый подтянутый живот – полоской между короткой обтягивающей майкой и полосатыми бриджами. У этой девчонки все было на месте. На месте находился и электрошокер, направленный Краеву прямо в грудь. Девушка держала его уверенно – так, словно не выпускала из рук с самого рождения.
