Краев шлепнулся на задницу, кровь стучала молотками в его висках. Салем снова возился с фолдером – пальцы его летали по клавиатуре, а глаза, не отрываясь, пожирали светящийся прямоугольник экрана.
Стена дрогнула и пошла вверх, дергаясь и скрипя.
– Здесь высокая влажность, – сообщил Салем. – И эта плесень чертова. Механизмы быстро приходят в негодность.
Стена проскрежетала в последний раз и остановилась. Между ней и земляным полом образовался просвет высотой сантиметров в сорок.
– Все. Похоже, дальше не пойдет, – констатировал Салем. – Лезем так. И быстро, пока обратно не рухнула.
Они проползли под бетонной плитой, извиваясь, как ящерицы. Салем пинул стену ногой и она упала вниз, заняла свое прежнее место, заставив землю содрогнуться.
– Вот и все. – Салем напряженно скалился. – Мы почти дома. Как тебе тут, брат Краев?
– Здорово, – сказал Николай, оглядываясь по сторонам. – Чистота, комфорт. Я бы сказал, очень уютно. В таком месте можно жить годами, не поднимаясь на поверхность.
На самом деле они находились в вонючем коридоре, настолько низком, что приходилось нагибаться, чтобы не задевать головой потолок. Бледные грибы свисали на тонких ножках сверху, а на стене, насколько мог различить Краев, было написано: 'Всем нам хана!'
– Это еще не апартаменты, это так, прихожая… – просипел Салем. Он прикладывал все силы, проворачивая тугое колесо запорного механизма на овальной двери в углу. – Вот, полюбуйтесь!
Дверь растворилась и Краев зажмурился от света – люминесцентного, искусственного, кажущегося с непривычки ослепительно ярким. Противно запищал прерывистый сигнал зуммера.
– Быстро, быстро! Шевелитесь! – закричал Салем, шлепнул Лизку по попе, зазевавшегося Краева дернул за руку и буквально вкинул в проход. Впрыгнул сам, захлопнул дверь, уперся в нее коленом и начал заворачивать колесо. Пот тек по его грязному лицу, оставляя светлые дорожки.
Зуммер замолчал. Они стояли в пустом помещении идеально квадратной формы, со стороной квадрата равной трем метрам. Вдоль сухих серых стен шли три ряда круглых черных отверстий. Пол был засыпан расплющенными пулями. На полу было несколько буроватых пятен – как старая кровь, впитавшаяся в бетон. Не понравилось все это Краеву.
– Это что, камера для расстрела? – полюбопытствовал он, нацепив на физиономию улыбку, хотя зубы его выбивали дробь.
– Тихо. – Салем показал ему здоровенный волосатый кулак. – Помолчи, шутник. Говорить буду я. А ты ответишь на вопросы – если тебе их зададут.
Салем смотрел в верхний угол – там находился хоботок, поблескивающий внимательной линзой. Видеокамера. Кто-то осматривал визитеров, и, вероятно, решал: расстрелять их пулями из отверстий в стенах прямо сейчас или повременить минут пять.
– Салем? – голос раздался со всех сторон сразу – надтреснутый, как старый порванный радиодинамик, висящий на сельском столбе.
– Да. Это я.
– Ближе.
Салем сделал несколько шагов по направлению к видеокамере, вытянулся на цыпочки, чтобы его можно было лучше рассмотреть. Краеву показалось даже, что глазок камеры подслеповато моргнул.
– Хорошо. Кто там еще? Лиза?
– Да, – пискнула Лизка. – Это я, Лисенок.
– Вижу. Кто там у вас третий?
– Это тот самый. Человек из Инкубатора. Ты велел ему придти сегодня.
– Почему так рано? – В скрипе голоса появились обертоны недовольства. – Я ждал вас в четырнадцать часов. И почему вы идете по этому заброшенному ходу, а не по центральному?
– Извини. Кое-что случилось. Нам пришлось удирать.
– Что случилось?
– Все расскажу, когда придем к тебе.
– Не пущу! Говорите здесь. За вами, наверное, хвост…
– Иди ты к черту, старый идиот! – заорал Салем. – Не пустит он нас! Видел, вот! – Он согнул руку в локте и показал камере неприличный жест. – Сиди там, в своей берлоге, и соси свою пластмассовую лапу. Или еще что-нибудь соси! А мы пойдем! Обойдемся без тебя.
Он решительно направился обратно и начал раскручивать штурвал двери, через которую они только что вошли.
– А я вас перестреляю, – хрипло сообщил голос.
Краев напрягся, втянул голову в плечи.
– Давай, стреляй! – Салем даже не повернулся. – Посмотрим, кто будет тогда за тобой дерьмо убирать.
– Подожди…
– Отвяжись!
– Ладно, пущу! – великодушно объявил голос. – Садитесь.
