Германией, т. е. войны в союзе с империалистскими правительствами Англии и Франции, войны ради грабежа и завоевания чужих стран...
Новое правительство не может дать ни народам России (ни тем нациям, с которыми связала нас война) ни мира, ни хлеба, ни полной свободы, и потому рабочий класс должен продолжить свою борьбу за социализм и за мир...” [86]
Владимир Ильич опасается: “...болезнью повальной теперь будет в Питере “просто” увлечение, без систематической работы над партией нового типа” [87]. Он делится своей тревогой с Коллонтай. Снова указывает на то, что должно стать сейчас главным: “Вширь! Новые слои поднять! Новую инициативу будить, новые организации во всех слоях и им доказать, что мир даст лишь вооруженный Совет рабочих депутатов, если он возьмет власть” [88].
Но получит ли письмо Коллонтай? Надо и другим путем связаться с большевиками, возвращающимися из Стокгольма и Христиании в Россию. И Ленин телеграфирует им через шведского социал-демократа Лундстрёма: “Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата - единственная гарантия; немедленные выборы в Петроградскую думу; никакого сближения с другими партиями” [89].
Ленин просит сообщить об этом в Петроград. И несколько дней спустя его телеграмму огласят на заседаниях Русского бюро ЦК РСДРП, исполнительной комиссии Петербургского комитета партии.
В первые же минуты, как только пришло сообщение о революции, Ленин решительно заявил:
- Надо готовиться к отъезду в Россию!
С этой целью в Цюрихе на общешвейцарском съезде русских эмигрантов создается специальный комитет. Он связывается с такими же комитетами в Париже, Лондоне, Стокгольме. Оттуда поступают неутешительные вести: правительства держав Антанты способствуют возвращению на родину только социал-шовинистов, интернационалистам же чинят препятствия. В Цюрих пишут: “Существуют международные списки (так называемые военно-контрольные списки). Они составлялись союзными правительствами. В эти списки вносились не только военные шпионы, но под видом таковых и видные политические эмигранты, точка зрения которых не соответствовала видам правительства соответствующей страны. По указаниям русской политической полиции в эти списки вносились главным образом циммервальдцы” [90].
Сообщает и российская миссия в Берне: “В настоящее время пути для проезда в Россию нет, и гарантий беспрепятственного следования в Россию миссия предоставить не может” [91].
Ничего другого, конечно, нельзя было и ждать. Ведь в посольстве сидят те же, что и при царе, советники, те же секретари. Им-то хорошо известно, кого вовсе не жаждет видеть в России Временное правительство.
Ленин же рвется на родину. Он понимает, что нужно быть сейчас там. Но как туда попасть, если все пути сообщения из нейтральной Швейцарии в воюющую Россию находятся в руках Англии и Франции, не пропускающих интернационалистов?
“Я уверен,- пишет он Арманд,- что меня арестуют или просто задержат в Англии, если я поеду под своим именем, ибо именно Англия не только конфисковала ряд моих писем в Америку, но и спрашивала (ее полиция) папашу (Партийный псевдоним М. Литвинова.) в 1915 г., переписывается ли он со мной и не сносится ли через меня с немецкими социалистами.
Факт! Поэтому я не могу двигаться лично без весьма “особых” мер” [92].
Может быть, проехать нелегально, если нет легальных путей? Владимир Ильич обдумывает всевозможные варианты. Не перелететь ли на аэроплане? Нет, этот план неосуществим. Или поехать через Германию с паспортом иностранца из нейтральной страны? Ну, хотя бы шведа? Но Ленин не знает языка. Может быть, прикинуться немым? Надо связаться с находящимся в Стокгольме Ганецким.
“Получаю вдруг телеграмму от Владимира Ильича с сообщением,- вспоминает тот,- что мне выслано важное письмо, получение которого он просит подтвердить по телеграфу. Дня через три получаю по почте книгу из Швейцарии. Я догадался, что в переплете найду письмо Ильича. Так и оказалось. Я нашел маленькую записку Ильича и... его фотографию. В записке было написано приблизительно следующее: ждать больше нельзя, тщетны все надежды на легальный приезд. Необходимо во что бы то ни стало немедленно выбраться в Россию, и единственный план следующий: найдите шведа, похожего на меня. Но я не знаю шведского языка, поэтому швед должен быть глухонемой. Посылаю вам на всякий случай мою фотографию” [93].
Прочтя записку, Ганецкий понял, как томится Ленин, если предлагает столь фантастический план. Но фотографию Ганецкий использует. 6 апреля она появится в газете левых шведских социал-демократов “Политикен”. В этом же номере будет опубликована написанная В. Воровским статья “Вождь русской революции”. Она завершится словами: “Вскоре Ленин вернется в освобожденную Россию, где товарищи ждут с нетерпением приезда желанного вождя” [94].
Но как попасть в Россию?
В эмигрантской среде рождается план проезда через Германию. Ленин сознает, что этот шаг чреват политическими последствиями, что в обстановке войны он будет неминуемо использован противниками для вражеской пропаганды. Но иного выхода нет. Отказаться от поездки через Германию - значит отказаться от всякой борьбы вообще.
Чтобы обсудить новый план, в цюрихском Доме профсоюзов собираются представители партийных групп. И оказывается, что меньшевики, бундовцы, эсеры намерены ждать согласия на такую поездку от Временного правительства, в крайнем случае от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
- Все мы убеждены,- возражает Ленин,- что мы, интернационалисты, не сможем ехать через Англию. Ни Милюков, ни Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, в своем большинстве состоящий из социал-патриотов, нам в этом не захотят помочь. Они заинтересованы, чтобы мы подольше здесь сидели и не мешали им вовлекать российский пролетариат в продолжение начатой царизмом империалистской войны. Наш долг - не допустить этого. Чего вы боитесь? Будут говорить, что мы воспользовались услугами немцев? Все равно и так говорят, что мы, интернационалисты, продались немцам, так как не хотим поддерживать империалистской политики буржуазии Франции и Англии. Откладывая поездку, мы нанесем вред рабочему движению, так как без нас социал-патриоты втянут рабочих в войну с немцами в интересах буржуазных кругов Антанты.
Долго ходит в этот вечер Ленин по пустынным улицам Цюриха. С горечью говорит он своему спутнику Багоцкому о тех, кто требует санкции из Петрограда:
- Ни один разумный человек не усомнится, что мы едем в Россию не по поручению немцев. Вся наша многолетняя работа служит тому доказательством. А дальнейшая работа еще более подтвердит это. Ведь просто преступно сидеть здесь сложа руки, когда мы так нужны пролетариату в России.
Но все эти дни, когда изыскиваются способы возвращения на родину, Ленин не сидит сложа руки. Он штудирует множество газет: “Таймс”, “Юманите”, “Нойе Цюрихер Цайтунг”, “Берлинер Тагеблат”, “Франкфуртер Цайтунг”, “Фоссише Цайтунг”, “Тан”, “Манчестер гардиан”, “Нойе Фрайе Прессе”, “Коррьере делла сера”, “Пти паризьен” и другие. Делает из них выписки о ходе революции в России.
“Хорошо бы было,- высказывает пожелание Ленин,- если бы какой-либо свободный человек (еще бы лучше группа, но если нет ее, то хоть один) взялся собрать все телеграммы (и статьи по возможности) всех заграничных газет с русской революции.
Материала тьма. Следить не под силу” [95]. Не до поездок сейчас Ленину с рефератами. Но еще два месяца назад дал он слово приехать в Ла-Шо-де-Фон, выступить там в годовщину Парижской коммуны. И Ленин сообщает: будет, как условились, восемнадцатого. Однако формулирует теперь тему реферата так: “Пойдет ли русская революция по пути Парижской коммуны?”
Ленин выступает в рабочем клубе на улице Премье Марс. Четыре дня спустя газета “Сентинель” сообщит: “По случаю праздника в ознаменование событий марта 1871 года, организованного социалистической партией и международным рабочим союзом, состоялось собрание. В празднике было представлено много русских и немецких товарищей. Русский товарищ Ленин, вождь левого русского течения, говорил на немецком языке о событиях 1871 года и их значении” [96].
Поздно вечером возвращается он в Цюрих, где намерен выступить на митинге в Народном доме. Митинг будет посвящен второй русской революции. А проводится он швейцарским “Союзом молодежи”.
