по всей комнате. Из них было выложено что-то вроде многоугольной звезды. Тела были раздеты и от проступающих синеватых пятен Николая замутило. Но он стоически держался, пока Степан водил его по комнатам. Их оказалось три. В одной лежали мужчины, в другой женщины, в третьей дети. Увидев детские тела, Надежда зашаталась и схватила Колю за руку. Ему бы впору тоже кого-нибудь хватать. Вместо Аршинова он хватанул воздуха и сказал.
— Степан Терентьевич, пусть детей проверят на сексуальный контакт.
Его ощутимо трясло. Он сильно жалел, что пошёл на второй этаж. Можно было и прочитать потом в протоколе. Китаец молчаливо ходил рядом. В комнате детей он внезапно остановился и стал что-то искать на полу посередине. Коля вышел. Смотреть на эту картину было выше его сил.
Он спустился вниз. Тела в штатском были сложены в угол, собранное оружие лежало на расстеленном одеяле. Среди разнообразных пистолетов выделялся ручной пулемёт с диском. Сушин сидел на уже поднятом стуле и рассматривал документы.
— Что, Спецотдел? — спросил Коля скорее для порядка. Он был уверен в ответе. Организация дела, вооружённая охрана – всё это говорило о присутствии мощной структуры.
В ответ Алексей молча протянул документы. На них стояли печати «Нефтесиндиката». Николай ничего не понял. Потом для проверки пошел и поглядел на трупы. Морды были вполне славянские. Дело было в том, что в России начала ХХ века нефть качали только в Баку и под Грозным, и именно они стали основными поставщиками кадров для нефтяной промышленности. Хотя Николай чеченцев не любил, но знал, что нефтяники они профессиональные. Вот и мелькнула мысль о странных чеченских ритуалах.
— Лёш, ты наверху был?
— Был. Я такого ещё не видел. Я понимаю на войне, или там с бандитами. Но здесь… Вечно у вас с Сергеем, что ни дело, то такой ужас, хоть спать не ложись, чтоб не приснилось.
К ним подошел Аршинов. Он был ощутимо бледен, и постоянно вытирал руки какой-то тряпкой.
— Это что ритуал какой-то? — спросил он, продолжая вертеть в руках клочок материи.
— Да, убийство на религиозной почве.
— Чёрт, не сталкивался никогда с этой дрянью. Только читал. Сатанисты что-ли?
— Только на восточный манер. Кажется и на этот раз мы затронули что-то очень серьёзное.
В ЦК, к Сталину, Коля всё-таки успел. Часовая беседа с Шевырёвым многое поставила на свои места, и Николай был готов к разговору. Секретарь, его увидев, встрепенулся и сказал.
— Проходите, проходите вас уже ждут.
В кабинете сидели и Алексей и Аршинов. Аршинов докладывал о плане действий на завтра. Николай подсел и прослушал. План был разумный. Довольно большая часть его была посвящена выяснению вопроса о принадлежности дома. Как Коля понял, это было нелегко, потому что единого реестра владений не существовало, а в местном исполкоме, куда успел попасть неугомонный Сушин никто ничего не понимал. Он оставил там человечка разбираться, а сам поехал сюда, докладывать.
— Ну, товарищ Николай, расскажите, что опять за история такая загадочная. Вот, Степан Терентьевич у нас старый сыщик, а говорит, что за всё время работы такого не видел. А вы совсем недавно появились – и уже второй раз заставляете нас сильно волноваться.
— Это, Иосиф Виссарионович, пока ещё цветочки. Про ягодки я вам попозже расскажу. А пока получается такая картина…
Пока Коля ездил туда сюда у него нарисовалось представление о том, как получить из этого ужаса хоть какие-то плюсы.
— Степан Терентьевич помнит, что когда он искал моего Василия, за которого я очень вам, товарищ Сталин, благодарен, в деле фигурировал некий медальон, который и послужил причиной того, что Спецотдел им заинтересовался. Я, узнав об этом, решил пообщаться с буддистами, которые должны знать, о чём идёт речь. Именно они и сказали мне о том, что кто-то совершал кровавые ритуалы и дали человека, который показал нам дорогу.
— А как они узнали о произошедшем?
— Не знаю. На мой вопрос они сказали, что поняли это по возмущению вселенной.
— Довольно невразумительный ответ, — сказал Сталин после недолгого раздумья. — Но может быть товарищ Бокий знает об этом более подробно? Я думаю, надо пригласить его сюда. Например, на завтра. А пока надо выполнять то, что запланировали. Это событие несёт в себе мощный политический оттенок. Если окажется, что здесь замешаны наши люди, мы должны будем первыми узнать об этом. Сейчас, особенно сейчас, нам нет необходимости в разговорах, что большевики совершают кровавые жертвоприношения. Если же это какая-то секта, то мы тем более должны знать кто они такие. Люди это решительные, и крови не боятся. У вас что-то ещё, Николай?
— Да. Теоретическая часть.
— Тогда мы с вами продолжим.
Сталин ходил по комнате из угла в угол. Чувствовалось, что он взволнован. Он держал в руках трубку, но не курил. Наконец он подошёл к окну и раздраженно сказал.
— По вашему выходит, что нас ждёт новый виток внутрипартийной борьбы. И его объектом буду именно я. Почему?
— Страна не выдержит курса Троцкого. Её экономика нестабильна, потому что зависит на 90 процентов от позиции деревни. Армия тоже у нас крестьянская. А уже намечены контуры будущего товарного кризиса. Переориентация промышленности на поставки в адрес Вооружённых сил приводит к ломке рынка. Мы могли менять на товары зерно – но их нет – они ушли на армейское снабжение. У крестьян, вместо зерна остались деньги, которые они не могут потратить. Цены на оставшиеся товары резко пошли вверх – естественная реакция на усиление спроса. В итоге, через три-четыре месяца создастся парадоксальная картина – товаров не хватает, цены на них взвинчены и крестьянство сидит злое, но начинает понимать, что его снова обманули. В ответ – к зиме волнения в деревне. А это значит – волнения в армии. Дальше – кризис в промышленности и кооперации – они не могут найти сбыт, потому что никто не покупает продукцию – значит рабочие сидят без жалования. А это уже кризис в городе, для нас гораздо более опасный. В случае провала Германского восстания, а я в этом уверен, Троцкий будет искать козла отпущения. И искать его он будет здесь, на Старой площади.
— С какой формулировкой? — Сталин уже не ходил, а внимательно слушал, усевшись в кресло.
— Наверное, что-то на тему утраты боевого духа, бюрократизации аппарата.
— Он обвинит Каменева и Зиновьева – припомнит им поведение в октябре 17 года. А ругать аппарат становится общим местом. Довольно ясно. В любом случае Троцкий на коне – победит ли революция – он организатор этой победы, не победит революция – ему не дали это сделать. Вы как всегда хорошо понимаете логику борьбы. А на каком основании вы уверены в провале выступления?
Николай понимал, что это вопрос волнует будущего вождя больше всего. От ответа на вопрос о победе будет зависеть всё.
— Я думаю, жёсткая позиция Запада определит провал наших усилий по поддержке восстания. Нам не устоять против совместной интервенции Антанты – тут Троцкому не дадут воевать его же генералы. А самостоятельно немецкие коммунисты не победят.
Сталин долго молчал.
— Мы можем точно узнать, что будет делать Запад? Это сейчас очень важно. Я думаю Аршинов с Алексеем разберутся в этих убийствах и без вас. Тем более, что завтра Бокий что-нибудь нам расскажет.
В Петроверигском все сидели чрезвычайно задумчивые. Аршинов молчаливо чертил чёртиков на бумаге. Сушин негромко диктовал список мероприятий на завтра. Николай посмотрел уже отпечатанные листы. Аршинов оторвал голову от рисунка и сказал.
— У нас два пути – первый это история дома и второй – что за люди были убиты. Завтра займёмся этим вплотную. Кстати, приехал твой китаец. Привёз бумажку – тут описание обряда. Если ей верить, он проходит не в первый раз. Значит надо будет искать ещё трупы. Ну и рутина – опрос жителей, более тщательный обыск.
— Копайте, мужики. А я наверное завтра снова улечу, что привезти?
