поблагодарила за Ледерплекс. Он пришел почти благополучно» но, кажется, не целиком. Оказалось 220 капсюль [830], а Вашей рукой написано 500. Но все это пустяки. И так этого более чем достаточно. Большое спасибо.
Теперь опять об отрывке (новом). Если Вы найдете возможным напечатать его, что, по-моему, украсит отрывок в целом — поместите его между 22-ой и 23-ой страницей. В этом случае 1-ую строчку 23 стр. «Рачинский вернулся домой только в два часа» надо выбросить [831] . Простите, что пишу так сумбурно и, пожалуйста, не сердитесь на меня. До чего я жалею, что нам не удалось перебраться в Америку.
С сердечным приветом
110. Ирина Одоевцева — Роману Гулю. 18 мая <1956>. Йер.
18-го мая<1956>
Дорогой Роман Борисович,
Только что пришел Ваш чек. Жоржу сегодня лучше — у него, оказывается, был кризис и сейчас он, хотя лежит пластом и только вздыхает, все же не в прямой опасности. Доктор предупредил меня, что радоваться рано, но я все же не могу не радоваться. К тому же сегодня день моих именин. Пожалуйста, хоть и запоздало, поздравьте меня мысленно и пожелайте мне, чтобы Жорж выздоровел.
Я, кажется, неправильно поняла Вашу телеграмму. Я была тогда в таком переполохе мыслей и чувств, что удивляюсь, как вообще могла справиться с «исправлениями и добавлениями».
Оказывается, Вы требуете «повесть», т. е. продолжение. Или весь роман? Мне это и сейчас неясно. Напишите.
Я перевела следующую порцию начерно. Получилось 45— 48 стр. Н. Журнала.
Через неделю, самое большое через десять дней, вышлю ее Вам. Сейчас я могу работать — Жорж должен лежать в постели, и я все равно целый день сижу около него. Он так слаб, что не разговаривает и даже не читает, но мое присутствие его успокаивает.
А мне даже приятнее быть занятой, не так грустно.
Очень прошу Вас написать мне, ограничиться сейчас только очередным отрывком или продолжать переводить — в меру сил.
Конечно, за аванс буду бесконечно благодарна. Я совсем не имею денег, а от расходов по лечению Жоржа, что называется, волосы встают дыбом. И в долг взять здесь не у кого — все такие же голодранцы, как мы.
Не знаю, правильно ли лечут Жоржа. Ему ежедневно вспрыскивают Alcoline Parafine и витамин А. Я сказала доктору, что в Америке рекомендуют витамин С, на что он только пожал плечами. Все же я даю Жоржу сама витамин С, не знаю только дозу, напишите, пожалуйста.
С самым сердечным приветом.
111. Роман Гуль — Ирине Одоевцевой. 19 мая 1956. Нью-Йорк.
19 мая 1956
Дорогая Ирина Владимировна, получил только что Ваше письмо. Исправления сделаю. Вставку сделаю. Может быть, помещение отрывка задержится и не влезет в июньскую книгу (из- за опоздания), ибо типография, как всегда, второпях. Но постараюсь. Во всяком разе — посылаю Вам чек — аванс за этот отрывок. Со мной говорил М. М. Карпович, и мы спешим с посылкой Вам аванса. Поговорю тут еще в к<аких>-н<ибудь> местах. Но мне думается, что самый лучший ход — это если Вы попросите Алданова обратиться в Литфонд. В Литфонде деньги есть сейчас большие. Они могут помочь хорошо, если захотят. И самый лучший ход к Вайнбауму [832]— это, конечно, Марк Александрович. Напишите ему, он, как всегда, в Ницце: 16 ав. Жорж Клемансо. Советую.
Очень я огорчен нездоровьем Г. В. Как же это так случилось? Что? Внезапно? Хочу думать, что он скоро поправится. Юг нехорош? Но Париж ведь хуже во всех других смыслах. Из-за океана ничего, конечно, не видно, как и что.
Цалую Ваши ручки, желаю Вам крепости и успешного выхода из этого тяжелого тупика — главное, чтоб доктора поставили вновь на ноги нашего поэта. Я тут буду думать, что можно предпринять в смысле поиска монеты. Но в Литфонд ход через Алданова — это битое дело. Уверен.
Искренно Ваш
Жоржу жмите лапу дружески от меня. Жена обоим Вам сердечно кланяется
112. Ирина Одоевцева — Роману Гулю. <Конец мая 1956>. Йер.
<Конец мая 1956>
Дорогой Роман Борисович,
Большое спасибо за чек. Не поблагодарила Вас раньше за него, потому что Жоржу, после короткого улучшения, опять стало хуже. Доктор оказался прав — радоваться действительно было рано.
Я написала Алданову и, чтобы не объяснять что, зачем и почему, послала ему Ваше письмо. Посылаю Вам его неутешительный ответ.[833]
Не знаю, стоит ли мне писать Цвибаку.[834] Мы были до войны с ним в хороших отношениях, но мне известно, что он поверил клевете о наших «нацистских подвигах». И, конечно, не мог не возненавидеть нас люто. С другой стороны, он мог и, за столько времени, убедиться во вздорности этих клеветнических слухов.
Не могли ли Вы быть милым и узнать, как он теперь относится к Жоржу.
Остальные советы Алданова — обратиться к Зайцеву и к Гукасову... Почему не к Крымову? Это было бы даже забавно, если бы вопрос лечения Жоржа не стоял бы так трагично.
У меня по-прежнему мутится голова от забот, и дни и ночи проходят «в сумасшествии тихом».[835] Не знаю, как быть, что делать, к кому обращаться за помощью.
Простите, что надоедаю Вам своим горем. Ужасно я этого не люблю.
Теперь о письме Рыжих Мерзавцев. Жорж напишет, вернее продиктует, мне ответ им дня через три- четыре. Ему сейчас стали опять делать вспрыскивания, и он совсем до конца их, т. е. послезавтра, не может не только писать, но даже читать. И, конечно, ему запрещено всякое волнение. Поэтому я смогу дать ему эту прелесть только послезавтра. Но, конечно, ответ Жоржа необходим. Пожалуйста, оставьте место для него.
Меня поразила резкость и даже грубость тона письма. Надеюсь, Вы уберете такие эпитеты, как
