— Почему?
— Они еще не женаты.
Филип Доу взглянул с удивлением.
— Я что-то упустил?
— Да, здесь все точь-в-точь, как на выходных где-нибудь в загородном доме, только в поезде, — объяснил Кинкейд. — Понятливый хозяин так распределяет спальни, чтобы никому не нужно было долго красться на цыпочках. Все, конечно, знают, но это «знание не для всех», если ты меня понимаешь.
Доу пожал плечами, словно собирался сказать, что важнее убивать аристократов, чем понимать их.
— Белл войдет в четвертый вагон с головного конца, со стороны гостиной Хеннеси. Пройдет до конца и постучится к ней. Когда она откроет, чтобы впустить его, ты появишься вот из этой ниши — здесь купе проводника. Рекомендую использовать свинчатку — меньше шума… но, конечно, подробности оставляю на твое усмотрение.
Филип Доу провел по схеме наманикюренным ногтем, обдумывая план. Если он и был способен на какие-то чувства, то сенатор ему нравился. Доу никогда не забывал, что сенатор заступился за него, когда любой другой выдал бы его полиции ради вознаграждения. К тому же Кинкейд знал, как добиться своего. Отличный план, простой и ясный. Хотя от женщины можно ждать неприятностей. В Айдахо его ждет палач, поэтому попасться нельзя. Придется убить ее, прежде чем она закричит.
Свинчатка? Разумно. Конечно, выстрел наделает слишком много шума, а нож… малейшая ошибка, и поднимется страшный крик. К тому же, насколько Филипа научила его бурная жизнь, свинчаткой он убил больше врагов, чем пистолетом, ножом и взрывчаткой вместе взятыми. Сильный удар кастетом в висок обычно ломает кость. Всегда мозги наружу.
— Позвольте спросить вас кое о чем, сенатор?
— О чем?
— Вы хотите уничтожить Осгуда Хеннеси?
Кинкейд отвел взгляд, чтобы Доу не видел его глаз: лишь мгновение отделяло головореза от смертельного удара кочергой, которой сенатор мешал угли в очаге.
— Почему вы спрашиваете? — спросил Кинкейд.
— Я мог бы убить его для вас.
— О. — Кинкейд улыбнулся. Доу попросту пытался помочь. — Спасибо, Филип. Но я предпочитаю сохранить ему жизнь.
— Месть. — Доу кивнул. — Хотите, чтобы он знал, что вы с ним делаете?
— Верно, — солгал Саботажник.
Месть — удел глупцов. Месть даже за тысячу оскорблений не стоит хлопот. Несвоевременная смерть Осгуда Хеннеси разрушит все его планы. Лилиан, наследнице его состояния, всего двадцать лет. Банкиры Хеннеси подкупят судью, и по делу о наследстве будет назначен опекун, защищающий их интересы. Дж. П. Морган не упустит возможности взять Южно-Тихоокеанскую железную дорогу под контроль, сделав Лилиан своей подопечной. Все это никак не послужит планам Чарлза Кинкейда, который решил стать первым среди «немногих избранных».
Между тем Филип Доу снова обратился к схеме. Он задал новый вопрос:
— А что если проводник на месте?
— В такой час это маловероятно. Но если он там, сам решай, как поступить.
Филип Доу покачал головой.
— Я не убиваю трудящихся. Только если нет другого выхода.
Саботажник вопросительно посмотрел на него.
— Это всего лишь проводник. И скорее всего цветной.
Доу отступил, лицо его потемнело, глаза заблестели жестко, как антрацит.
— Эти люди всегда получают худшую работу. Для проводника все в поезде начальники. Для меня он трудящийся.
Саботажник никогда не встречал членов профсоюза, которые приветствовали бы участие черных в рабочем движении. Он поторопился успокоить рассерженного убийцу.
— Вот возьми.
Он протянул Доу шестиконечную серебряную звезду.
— Если, по твоему мнению, это ничем нам не грозит, просто прикажи проводнику выйти из поезда, показав ему это.
Доу взял значок и прочел на нем:
— «Капитан полиции Южно-Тихоокеанской железной дороги». — Он улыбнулся, испытывая облегчение: убивать проводника не придется. — Бедняга проводник будет бежать не останавливаясь до самого Сан-Франциско.
Глава 36
Марион Морган приехала из Сан-Франциско всего за час до начала банкета, устроенного Престоном Уайтвеем в честь Осгуда Хеннеси. Лилиан Хеннеси встретила ее на борту «особого» и провела в ее четвертый номер. Она предложила помочь Марион переодеться, но невесте Исаака Белла вскоре стало ясно, что главная цель молодой красавицы-наследницы — расспросить об Арчи Эбботе.
Исаак Белл уже спустился в город, чтобы проверить караулы у подножия быков моста через Каскейд. Он строго поговорил с начальником охраны, в третий раз напомнив ему, что часовые должны менять позицию через нерегулярные интервалы, чтобы нападающие не могли понять, с чем им придется столкнуться. На время удовлетворенный, Белл пошел в охотничий домик.
На самом деле это было просторное бревенчатое сооружение, украшенное чучелами диких зверей, коврами навахо, старинной мебелью, гораздо более удобной, чем казалось на первый взгляд, и газовыми лампами с абажурами работы Луиса Комфорта Тиффани.[20] Джаз- оркестр разыгрывался, исполняя «Сегодня вечером в старом городе будет жарко».[21] Белл снял плащ, надетый поверх темно-синего, почти черного однобортного смокинга. Через несколько минут появился Осгуд Хеннеси с миссис Комден, Лилиан, Франклином Мувери и Марион.
Исаак решил, что Марион в красном платье с глубоким вырезом выглядит сногсшибательно. Если бы сейчас он увидел ее впервые в жизни, все равно подошел бы и попросил выйти за него замуж. Ее зеленые глаза сверкали. Светлые волосы она забрала в высокую прическу, рубиновое ожерелье, которое Белл подарил ей на день рождения, искусно подчеркивало вырез. Повязку со щеки, пораненной осколком стекла, Марион сняла. Легкое прикосновение румян сделало это изъян незаметным для всех, кроме него.
— Добро пожаловать в каньон реки Каскейд, мисс Морган, — улыбнулся он, церемонно здороваясь с ней: вокруг было слишком много людей, чтобы просто заключить ее в объятия. — Вы сегодня прекрасны как никогда.
— Рада встрече, — ответила она, улыбаясь в ответ.
Престон Уайтвей, за которым следовал официант с бокалами шампанского — румянец Престона намекал, что, по-видимому, он уже осушил несколько бокалов, — бросился к ним.
— Привет, Марион. — Он пригладил волнистые волосы. — Шикарно выглядишь. Здравствуйте, Белл. Как ходит локомобиль?
— Замечательно.
— Если захотите продать…
— Не захочу.
— Ну, наслаждайтесь ужином. Марион, я посадил вас между мной и сенатором Кинкейдом. Нужно поговорить о делах.
Осгуд Хеннеси сказал: