— Сейчас я с этим разберусь.
Он прошел во главу стола и хладнокровно поменял карточки с именами.
— Отец, — сказала Лилиан, — неприлично менять карточки.
— Если мне хотят оказать честь, для начала могли бы посадить старика между двумя самыми красивыми женщинами, не считая моей дочери. Я посадил тебя рядом с Кинкейдом, Лилиан. Кто-то должен! Белл, вас я посадил между Уайтвеем и мисс Морган, пусть перестанет глазеть на ее декольте. Ладно, давайте есть!
Не успел Филип Доу ступить на обширную сортировочную станцию каньона реки Каскейд, как его остановил железнодорожный полицейский.
— Куда это вы направились, мистер?
Доу холодно взглянул на него и показал серебряную звезду.
Полицейский попятился так резко, что едва не упал.
— Простите, капитан, я забыл, что уже видел вас.
— Лучше извиниться, чем потом жалеть, — ответил Доу, вдвойне радуясь наличию значка. Ни один из фараонов, видевших его раньше, не забыл бы, что его разыскивает полиция.
— Могу быть чем-нибудь полезен, капитан?
— Да. До утра не рассказывайте о том, что меня видели. Как ваше имя, офицер?
— Маккинни, сэр. Дарен Маккинни.
— Я упомяну вас в своем рапорте. Не успел я ступить на вашу территорию, как вы меня заметили. Отличная работа.
— Спасибо, капитан.
— Продолжайте обход.
— Да, сэр.
Уверенным шагом, рассчитывая, что костюм и шляпа делают его похожим на чиновников, сновавших между вагонами, Доу переходил линию за линией. В самом конце под яркими огнями прожекторов моста стоял краснозолотой «особый» поезд Осгуда Хеннеси. Поезд президента дороги стоял на возвышении, откуда видна была вся площадка.
Между переменой блюд Белл танцевал с Марион.
— Когда ты позволишь научить тебя медленному вальсу-бостону?
— Когда оркестр перестанет играть «Сегодня вечером в старом городе будет жарко».
К ним направился Престон Уайтвей, но острый взгляд детектива Ван Дорна заставил его передумать, и он закружил в танце миссис Комден.
На десерт подавали «Печеную Аляску» — крем с мороженым, завернутым в меренгу. Гости, которые никогда не бывали восточнее Миссисипи, клялись, что такое подают только в знаменитом нью-йоркском ресторане «Дельмонико».
Нью-Йорк напомнил Лилиан Хеннеси об Арчи Эбботе.
— Вы как-то странно улыбаетесь, — сказал Чарлз Кинкейд, вторгаясь в ее мысли.
— Предвкушаю вашу речь, — ответила она. Белл услышал и украдкой улыбнулся.
Лилиан заметила, что Исаак непривычно тих и серьезен, несмотря на присутствие прекрасной невесты. Почти так же тих, как встревоженный Франклин Мувери. Того не на шутку что-то волновало. Она потянулась мимо Кинкейда и погладила старика по руке. Тот с отсутствующим видом кивнул. Тут Престон Уайтвей постучал ложкой по стакану, и два ряда полных раскрасневшихся лиц, окаймлявших длинный стол, повернулись в ожидании.
— Джентльмены. И леди… — Издатель поклонился Эмме Комден, Лилиан Хеннеси и Марион Морган, единственным женщинам в охотничьем домике. — Я счастлив, что вы смогли присоединиться ко мне и приветствовать великих строителей Южно-Тихоокеанской железной дороги. Позвольте заверить их: пока они неутомимо стремятся к своей конечной цели, мы молимся за них и надеемся, что наше искреннее восхищение прибавит им сил. Строители возвеличили и прославили Америку, и нам оказана великая честь: с нами самые смелые строители Запада.
Крики «Слушайте! Слушайте!» отдавались от высоких потолков. Калифорнийцы как один встали и захлопали. Осгуд Хеннеси кивками благодарил.
— Мы рукоплещем людям, которые строят руками и сердцем — и обращаемся к другому человеку в этом замечательном банкетном зале с просьбой мудро руководить построением будущего нашей великой нации. Я, конечно, говорю о нашем дорогом друге, сенаторе Чарлзе Кинкейде, который, надеюсь, сейчас сделает объявление, способное поселить радость в сердце каждого мужчины и каждой женщины в этом зале. Сенатор Кинкейд!
Кинкейд встал, с улыбкой принимая аплодисменты. Когда рукоплескания стихли, он спрятал большие пальцы под лацканами фрака. Оглядел восхищенные лица. Повернулся, улыбнулся Лилиан Хеннеси. Посмотрел прямо в глаза Осгуду Хеннеси. Потом перенес внимание на головы лося и гризли, украшавшие бревенчатую стену.
— Я пришел сюда по приглашению самых успешных предпринимателей Калифорнии и Орегона. Людей, которые много и упорно работали, дабы принести процветание этой земле. Поистине обстановка в этом зале напоминает нам о том, что наша предначертанная цель на американском Западе — покорить природу ради процветания всех Соединенных Штатов. Лесная промышленность, шахты, земледелие, скотоводство — все это обслуживают железные дороги. Эти джентльмены попросили меня повести их к новым достижениям ради нашей великой нации и ее защиты от врагов… Они были очень убедительны.
Он осмотрел собравшихся.
Белл заметил, что у сенатора есть дар политика: создавать впечатление, что он смотрит в глаза каждому. Неожиданно Кинкейд вывернул лацкан, показав красно-белый значок «КИНКЕЙД — ПРЕЗИДЕНТ», который уже показывал Беллу.
— Меня убедили! — сказал он, и на его красивом лице появилась широкая улыбка. — Вы уговорили меня. Я буду служить моей стране, если вы, джентльмены, считаете меня достойным.
— Президент? — спросил Осгуд Хеннеси у Белла, когда все в зале зааплодировали, а оркестр громко заиграл.
— Похоже на то, сэр.
— Соединенных Штатов?
Вмешался Престон Уайтвей:
— Совершенно верно, мистер Хеннеси. Мы, джентльмены Калифорнии, предлагаем свою поддержку сенатору Чарлзу Кинкейду, «инженеру-герою».
— Будь я проклят!
— Удивил же он меня! — закричал богатый лесопромышленник из округа Марин. — Дрался не на жизнь, а на смерть. Пришлось его чуть не связать, чтоб он согласился.
Престон Уайтвей переждал смех и сказал:
— Мне кажется, сенатор Кинкейд еще не все сказал.
— Всего несколько слов, — ответил Кинкейд. — Я хотел бы войти в историю, как президент, произносивший самые короткие речи.
Он переждал всеобщий смех и заговорил серьезно:
— Как я уже сказал, когда вы впервые указали на такую возможность, я был польщен, но серьезно колебался. Однако страшные события двухнедельной давности в Нью-Джерси и Нью-Йорке убедили меня в том, что каждый слуга общества должен встать на его защиту от желтой опасности. Подлый взрыв устроил китаец. Улицы города были усеяны битым стеклом. Я бросился на помощь пострадавшим и никогда не забуду хруст под колесами машин скорой помощи. Никогда не забуду…
Исаак Белл внимательно слушал. Кинкейд продолжал в том же духе. Верит ли Кинкейд в то, что говорит? Или для него слова о желтой опасности — всего лишь трескучая фраза, которой от него ожидают сторонники? Белл взглянул на Марион. В ее глазах горел озорной огонек. Она почувствовала его взгляд и опустила голову, прикусив губу. Лилиан наклонилась за спину отца, что-то шепнула Марион, и Белл увидел,
