Тиберий, несмотря на все свои сумасшедшие выходки, государственные дела держал в руках твердо. Кроме того, трехтысячный гарнизон, находившийся в распоряжении прокуратора, был не такой уж великой силой в сравнении с многочисленным еврейским народом, добрых две трети которого если и не принадлежали к зелотам, то сочувствовали им.
С первых же дней пребывания у власти прокуратор не нашел общего языка со своими подданными и потому жил на положении завоевателя, запертого в осажденной крепости. Он не решался покидать дворец без эскорта из сотни воинов, а римляне предпочитали не появляться на улицах поодиночке и без оружия. Тех, кто отваживался на подобное безумство, поджидали острые ножи зелотов, от рук которых, погибало в иной месяц до полусотни добропорядочных римских граждан. В ответ Пилат устраивал облавы на бунтовщиков, распиная пойманных на крестах. Одним словом, в Иудее царил мир — тот самый мир, который более походит на войну. Но никто в империи не желал войны, и потому и римляне, и иудеи делали вид, что живут так, как положено жить добрым завоевателям и смирившим гордыню завоеванным. Пилат располагался во дворце Ирода, откуда рассылал по Иерусалиму и окрестностям отряды солдат, чтобы следить за порядком и защищать римских граждан и всех покорных Риму жителей Иудеи. Его жизнь была пресна, а победные реляции, достойные внимания кесаря, редки. Надо ли говорить, что прокуратора немало порадовало известие о том, что его солдаты разгромили отряд бунтовщиков, пленив его предводителя, известного разбойника Иисуса бар-Аббу. Пилат лично вышел на террасу поглазеть на убийцу и злодея. Здесь-то ему и была представлена Шева.
Прокуратор был приятно поражен мужеством римской гражданки, оказавшейся доблестней многих могучих мужей. Пока центурион Фурм во всех подробностях излагал наместнику суть подвига Шевы, Пилат внимательно изучал гостью. Она была довольно мила собой, а значит, тем более походила на роль героини, которые так любы сердцу кесаря, сената и римского народа. Это была настоящая римлянка, подобная тем, что преградили некогда путь восставшему против родины Кориолану или что жертвовали украшения во имя победы над кровожадным Ганнибалом. Это была новая Лукреция, и ее появление сулило много выгод Пилату, ибо Рим, как никогда, нуждался в Лукреции. Поэтому Пилат не только обласкал гостью льстивыми речами, но и тут же объявил в ее честь ужин.
На ужин были приглашены лишь самые близкие к прокуратору люди. Шева, которую привел в порядок цирюльник Пилата, облаченная в белоснежную с золотым шитьем тунику и отягощенная дорогими украшениями, подаренными гостье прокуратором, блистала, словно утренняя звезда. Собравшиеся были в восторге от юной госпожи, отличающейся не только завидным мужеством, но и обаянием и редким для женщины умом. Ужин прошел замечательно, став настоящим событием для римской диаспоры в Иудее. Ближе к концу его Шева сумела уединиться с Пилатом. Она вышла на террасу будто бы для того, чтобы подышать свежим воздухом. Прокуратор, чей взор весь вечер был прикован к гостье, последовал за ней.
— Красивая ночь, — вымолвил он.
Шева притворно вздрогнула и покосилась на хозяина:
— Да.
— И дальние звезды так манят.
Шева вновь покосилась на Пилата:
— Не такие уж они и дальние.
— Разве расстояния, в мириад раз превышающие то, что разделяет Иерусалим и Рим, не кажутся тебе большими?
«Любопытное замечание! Очень любопытное! — подумала Охотница. — Интересно, что бы сказал на это Пауль?» Прокуратор явно знал куда больше, чем должен был знать. Но зрачок сканера, граненым камушком темнеющий на пальце, безмолвствовал.
— Но отчего прокуратор решил, что эти расстояния столь огромны?
Пилат пожал плечами, широкими и слегка оплывшими:
— Мне всегда так казалось. Я не думаю, что солнечный диск меньше земной тверди, а звезды мне представляются солнцами, только находящимися дальше, чем наше светило.
— В первый раз слышу, чтобы звезды сравнивали с солнцем, — заметила Шева, имевшая достаточно четкое представление о космогонических воззрениях Отражения, куда ее занесло.
Прокуратор улыбнулся:
— Это мое личное мнение, и я не часто делюсь им.
— Понятно. — Шева уловила в глазах Пилата настороженность и улыбнулась. — Прокуратор хочет о чем-то спросить?
— Если прекрасная Марция не против.
— Нет. Спрашивай.
— Ты сказала, что принадлежишь к роду Фавониев?
— Именно так.
Пилат изобразил недоумение:
— Я хорошо знаю этот род, но никогда не слышал о тебе.
— Я принадлежу к египетской ветви. Мой дед осел там после гибели Антония.
— Он был сторонником триумвира?
— Да, одним из его друзей, до конца сохранивших верность.
— Похвально. А кто твой отец?
— Он владеет землями к востоку от Дельты. Он не лезет в политику и потому известен менее, чем прочие Фавонии.
На чувственных губах прокуратора появилась улыбка.
— Теперь мне понятно, почему я не знаю тебя.
— Рада, что сумела развеять твои сомнения.
— О каких сомнениях ты говоришь? — Пилат со смешком погрозил Шеве пальцем.
— Ты ведь поначалу решил, что я не та, за кого себя выдаю.
Прокуратор замялся, но все же признался:
— В какой-то мере.
— За кого же ты меня принял?
Ответ последовал не сразу. Для начала Пилат многозначительно воздел глаза к звездному небу и лишь потом негромко, с усмешкой, вымолвил:
— Биберий[15] подозрителен…
Шева звонко рассмеялась:
— Ты решил, что я шпионка?
— Да. В какой-то мере.
Пилат настороженно умолк, ожидая, что скажет его гостья. Охотница помедлила, прислушиваясь к гулкой поступи расхаживающих внизу часовых.
— Что ж, отчасти ты угадал. Я действительно прибыла сюда, чтобы разузнать кое о чем. Но я не состою на службе у императора.
— Чьи же интересы ты представляешь?
— Римских нобилей, проживающих в Египте, — после тщательно выверенной паузы сообщила Шева, — Как тебе должно быть известно, в нашей провинции осело немало выходцев из Иудеи. В последнее время их поведение вызывает опасения у здравомыслящих людей, к чьим голосам не желает прислушиваться император.
— А в чем дело?
— Иудейская диаспора проникнута мятежным духом. В ее среде то и дело возникают секты, чьи намерения представляют серьезную угрозу. Тебе известно о ессеях?
— Еще бы! Они бунтуют против нашей власти. Наиболее рьяные из них настроены даже против собственных сородичей, какие сотрудничают с нами. Их не так уж много, но они опасны. Из среды ессеев выходит много зелотов.
— Это знаю и я, — задумчиво промолвила Шева. — Но мне необходимо знать больше. Дело в том, что они объявились и у нас. Отец послал меня разузнать, кто вожди здешних ессеев и поддерживают ли они связь с нашими бунтовщиками.
