Научное наследие Женевской лингвистической школы

определению синтагмы, едва ли может занять место в грамматическом описании [Godel 1978: 151]. Против синтагматической интерпретации простых слов возражал также А. Мартине. Понятие имплицитной синтагмы Балли, как отмечалось выше, является продуктивным для семантического описания лексической системы.

Понятие синтагмы и синтагматических отношений занимает важное место в лингвистической теории С. Карцевского. Он исходил из определения синтагмы Ш. Балли как бинарного сочетания, члены которого соотносятся как определяемое ( Т ) и определяющее ( Т1 ). Основываясь на этом определении, Карцевский рассматривал производные и сложные слова как внутренние синтагмы (дом-ик: Т-Т1 ), считая внешними синтагмами сочетания, в которых отношения между определяемым и определяющим выражены целыми словами (маленький [ Т1 ] дом [ Т ]). Синтагма, по определению Карцевского, получает статус предикативной, когда отношения между входящими в нее словами определяются присутствием говорящего лица. Особенностью предикативной синтагмы он считал то, что она выражает законченную мысль и готова «в любой момент играть роль фразы» [Карцевский 1928а: 106].

Карцевский пошел дальше Балли, определяя подлежащее как « Т абсолютное»; слово, которое не может служить определяющим ( Т1 ) ни одному из слов предложения.

Карцевский ввел термин «скрытая синтагма», связанный со сдвигом формальных и семантических значений слов и их переносным употреблением. Примером формального сдвига может служить субстантивация прилагательного («сытый голодного не разумеет»); примером семантического сдвига – смысловые различия слова «стакан» в предложениях «Дай мне стакан чая» и «Я разбил стакан». С этим явлением Карцевский связывал лексикализацию – утрату словом или целым выражением сначала синтагматической, а затем морфологической структуры. Этот процесс может затрагивать как внутреннюю синтагму («опахало», «отнять», в которых выделение морфем становится затруднительным), так и внешнюю синтагму («шут гороховый», «гусь лапчатый», в которых прилагательное нельзя ни отнять, ни заменить другим, поскольку оба слова представляют единый смысл).

Хотя существуют терминологические различия в понимании синтагм С. Карцевским и Л. В. Щербой, их идеи в аспекте, относящемся к устному высказыванию, очень схожи. Синтагма Щербы соответствует части фразы у Карцевского. Именно как сочетание этих частей понимал фразу Карцевский. Как и у Щербы, части фразы в понимании Карцевского не соотносятся однозначно ни с какими привычными синтаксическими категориями, как об этом свидетельствуют приводимые им примеры: «Я сказал / что завтра уезжаю»; «Рыбы плавают, а птицы летают»; «С милым / рай и в шалаше»; «С милым рай / и в шалаше». Т. М. Николаева справедливо отмечает: «Идеи введения в синтаксис новых единиц и, соответственно, новых отношений и семантики намного опередили свое время» [Николаева 1978: 14].

Учение С. Карцевского о синтагме служит дополнительным аргументом в пользу его принадлежности не к Пражской, а к Женевской школе, поскольку в первой понятие синтагмы (за исключением ее русского представителя Н. С. Трубецкого) не было методическим принципом. Более того, пражские лингвисты критиковали синтагматику за стремление сводить взаимоотношения языковых элементов к бинарному отношению «определяющее – определяемое». Задолго до генеративной грамматики Карцевский описывал фразу в виде дерева зависимостей с подлежащим в роли вершины – абсолютного определяемого. Фактически он также предвосхитил теорию актуального членения, говоря об определении членов фразы, которые не совпадают с выделением членов предложения. Отблески идей В. Гумбольдта проявляются в предположении Карцевского о том, что изначальной формой языка является диалог.

Определение синтагмы, данное Соссюром во введении ко 2-му курсу лекций, как «комбинации, которая проявляется в речи», и в 3-м курсе лекций, как «комбинации двух или нескольких одновременно представленных единиц, следующих друг за другом», вызывает ряд вопросов, основной из которых: является ли эта комбинация – синтагма – знаком. Р. Годель отмечает, что у Соссюра понятие синтагмы, так же, как и понятие знака, носит самый общий характер и относится к универсалиям языка [Godel 1969a: 118].

По мнению А. Фрея, нет сомнения, что Соссюр считал синтагму знаком [Frei 1962: 128]. Так, в конспектах студентов есть следующая запись: «...только часть знаков в языке являются полностью произвольными. Другие знаки дают основание различать степени произвольности». Далее следуют примеры dix-neuf , poirier и др., которые свидетельствуют о том, что «знаки такого рода – синтагмы». Если стать на точку зрения Соссюра, то синтагмы – это относительно мотивированные знаки.

Выше приводилось мнение Балли, который, основываясь на связи относительной мотивированности с синтагматическими объединениями, полагал, что любой знак, мотивированный своим означаемым, является тем самым синтагмой, эксплицитной или имплицитной [Балли 1955: 144, 145].

Фрей стремился показать, что синтагма как «комбинация знаков является сама по себе знаком» [Frei 1962: 129]. При этом он основывался на методе субституций и трансформаций, которые, по его мнению, демонстрируют, что синтагма заменяется монемой, другими словами, ведет себя грамматически как монема. Во фразе ça m’a coûté dix-neuf francs синтагмы a coûté и dix-neuf могут быть заменены монемами ça me coûte и vingt francs .

Другие представители Женевской школы также считали синтагму знаком. По мнению Э. Сольберже, в конечном счете имеются «только два вида лингвистических знаков: синтагмы и монемы» [Sollberger 1953: 46].

Понимая по-иному произвольность лингвистического знака, Э. Бюиссенс возражал против наделения синтагмы качеством знака. В рецензии на работу Ш. Балли «Общая лингвистика и вопросы французского языка» он писал, что, являясь верным последователем Соссюра, Балли не замечал противоречий в его учении. «Соссюр полагал, что знак может быть “относительно мотивированным”, например, если dix и neuf являются произвольными, напротив dix-neuf представляет собой случай относительной мотивации. Очевидно, что комбинация dix-neuf мотивирована по отношению к dix и neuf. Но Соссюр склонялся к тому, что dix-neuf является относительно мотивированным знаком. Истина, однако, в том, что dix-neuf не является знаком. Соссюр смешивает этот случай с тем, что он сам ранее определял как синтагму: “...то, что синтагмы являются мотивированными, вовсе не свидетельствует о том, что имеют место мотивированные знаки, даже относительно мотивированные”» [Buyssens 1947: 276]. Отрицание Бюиссенсом знакового характера синтагмы Фрей объясняет пониманием им знака как монемы – неразложимого элемента: «...при рассмотрении знака в понимании Соссюра Бюиссенс подменяет, сам того не замечая, определение знака Соссюром своим собственным определением» [Frei 1962: 129].

Еще в лекции 1-го курса, посвященной морфологическому анализу, Соссюр писал по поводу слова roulis , находящемуся в ассоциативных отношениях с rouler и roulage , что если отбросить корень roul -, не останется ничего, что составляло бы единство слова, и мы будем иметь дело с элементом, не имеющим значения. Следовательно, следует писать не roul + is , а roul х + is : значок «+» означает последовательность, следование, x означает, что roulis является произведением, взаимодействием элементов roul – и - is .

Обобщая это замечание Соссюра, Фрей высказал мысль, что синтагма не может адекватно определяться как сумма составляющих, поскольку последние должны быть скреплены синтаксической связью (производное x ) для образования комплексной единицы. Эту синтаксическую связь Фрей обозначил термином катен , означающая сторона которого (синтаксическое средство) – катенат , а означаемая сторона (или синтаксическое отношение) – катене , соответствующее синтаксической значимости.

Присоединяясь к мнению Фрея, А. Бюрже полагал, что любое высказывание должно интерпретироваться как синтагма. «Монема подобная Halte может фигурировать в плане тактики только как синтагма, например Halte!, где она комбинируется с катеном, в данном случае с интонацией, только благодаря которой слово приобретает нужное значение “остановитесь”» [Burger 1969: 77].

Фрей дает следующее обобщенное определение синтагмы: «То, что называют “непосредственными составляющими” синтагмы (определяемое и определяющее, ядро и спутник, субъект и предикат и др.) являются попросту сегментами, и не они образуют синтагму. Базовыми элементами синтагмы являются, с одной стороны, сегментные знаки, а с другой, – катен, который обусловливает ее комбинацию» [Frei 1962: 139].

Если синтагма – это знак в соссюровском смысле, она должна включать означающее и означаемое. Но это теоретическое