сексуального, чем политика. И вдруг я в полной мере ощутил свое одиночество. Я, окруженный одними мужчинами, ем тюремную пищу, приготовленную тюремным поваром-мужчиной для арестантов-мужчин. И как это я еще не свихнулся?! А может, я свихнулся давно? Когда согласился стать политиком? Ведь именно с тех пор моя жизнь стала стерильной и холодной, как хирургический инструмент. И сам я стал хирургическим инструментом, ничего не ощущающим, ни от чего не получающим ни удовольствия, ни радости. Только виски и холод добавляют краски в мою белую, цвета больничных простыней, жизнь.
В дверь постучали, и я, удивленный, крикнул: «Войдите!», теряясь в догадках: кто бы это мог быть? Но это был Светлов с пачкой бумаг в руках. Непривычное, теплое выражение его лица насторожило меня. Он подсел на стул по другую сторону стола и протянул мне пачку распечаток. Руки вдруг прониклись нежностью и стали аккуратно раскладывать по столешнице фотографии. Игривые позы, взгляды, полные насмешки и вызова. Это была Нилочка! Это было больше десяти лет назад. Я ей подарил камеру и пленку, а она подарила объективу себя.
– Вы знаете ее? – прошептал Светлов.
– Да, это моя бывшая секретарша. Нила.
– Хорошие фотографии, – задумчиво произнес генерал Светлов. – Смелые, но, несмотря ни на что, совершенно не грязные, не пошлые.
Говоря это, он, должно быть, задумался о женщинах. И о себе. О «теплом» смысле жизни.
– Он явно хочет вас представить сексуально озабоченным, – произнес Светлов, думая, однако, о чем- то своем.
– Мне это повредит? – спросил я.
– У меня странные ощущения, – признался, глядя в упор в мои глаза Светлов. – Я скоро вернусь. Мне надо проверить ваше дело.
– Какое дело?
– Ваше досье.
От слова «досье» меня обдало холодом, и холод этот, вызвавший волну мурашек по спине, придавленной бронежилетом, как ни странно, привнес в мое самоощущение некий независимый уют. Независимый от моего настроения и моих мыслей.
– А что, на президентов заводят досье? – усмехнулся я, наклоняясь вперед и нависая над столом.
– На всех заводят досье. – Светлов пожал плечами. – Важно – кто заводит, а не что заводят!
И он ушел, кивнув вместо «до свидания». Но ушел какой-то легкой походкой, словно только что сбросил с плеч тяжелейшую ношу в своей жизни.
Я поднялся на ноги. Отжиматься от пола не хотелось. Хотелось сбросить к чертям этот бронежилет, надетый на свитер. Хотелось принять холодную или, в крайнем случае, теплую ванну. Теплую, но со льдом. Чтобы кубики льда или просто льдинки покалывали кожу, обжигали холодком, напоминали мне о том, что я способен выдержать многие испытания и даже превратить их в привычку, совершенно не пагубную. В привычку, без которой не смогу потом прожить!
187
«От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Хороший лозунг, но я так и не сделал его девизом своей жизни. Потому что скромный. Кто меня таким воспитал – понятно. Мама. А тут, пару дней назад, приятный сюрприз. Отдавался я работе точно «по способностям» и не требовал ничего, просто брал, что давали. И вот Жора Степанович с горящими от ощущения своей щедрости глазами заходит в мой мини-кабинет и говорит:
– Послезавтра уходишь в отпуск!
– ?..
На немой вопрос в моих глазах он только усмехается.
– Летишь в Египет! По путевке! Спонсирует турагентство «Восточный экспресс», а мы его владельца делаем вице-президентом Ассоциации. У нас ведь не было вице-президента!
– А что брать с собой? – спрашиваю я и понимаю всю ду-рацкость моего вопроса.
– Ты на море когда-нибудь был?
– Конечно!
– Вот и бери все, что надо для моря. И не забудь, что там жарко!
Отпускные в розовом конверте мне занесла Вера.
– Ты женился? – спросила она шепотом.
– Нет, расписался, – ответил я, заглядывая в конверт и, к своей радости, видя там не меньше пятисот баксов.
– А какая разница? – шепчет она, а в глазках – насмешка.
Я вздыхаю. Смотрю на нее сожалеюще-потребительским взглядом. Она ведь просто конфетка. Тоненькая, в черных обтягивающих брючках-дудочках, в игривой цветастой блузке, с мальчишеской стрижкой, придающей милому личику нагловатоозорное выражение.
– Расписываются, чтобы прописать или прописаться, – говорю я, пытаясь пародировать ее смешливый шепот. – А женятся для обоюдного предъявления сексуальных претензий!
– А ты, оказывается, умнее, чем я думала! – шепчет Вера и оглядывается на оставленную приоткрытой дверь в мой миникабинет.
«Что это я сморозил? – задумываюсь я и, прокручивая в ускоренном темпе свои последние фразы, успокаиваюсь. – Многозначительно, но остроумно».
– А с чего ты взяла, что я… – С трудом подыскиваю слово, чтобы было оно не таким обидным, ведь о себе говорю. – С чего ты взяла, что я глупый?
– Так тебя таким сюда привели!
– Ну, значит, я здесь поумнел! Твое влияние!
– Жалко, мне путевку не подарили, – вздыхает она.
Ее легкий, почти подростковый голос, пришедший на смену шепоту, говорит о том, что диалог наш почти закончен.
– Ты же знаешь, ша?ры на всех не хватает, – успокаиваю я, тоже перейдя на нормальный тон. – Я бы тебя с собой взял.
– Там, кстати, хватит на вторую путевку! – Вера показывает пальчиком на розовый конверт в моих руках.
В дверь кто-то стучит. Очень вовремя. Мне не приходится «выруливать» из тупичка, в который игриво поставила меня Вера своими последними словами.
Заходит очередной потенциальный член Ассоциации предпринимателей.
– Вам кофе или чай? – Вера невинным взглядом касается глаз посетителя.
– Кофе, – говорит он.
– Мне тоже, – добавляю я и успеваю заметить на ее личике нагловатую усмешку.
А сейчас, в гостиничном ресторане за завтраком, набрав себе две тарелки салатов, маслин, курятины и бараньих сосисок «Мергез», я скучаю. За соседним столиком сладкая парочка из Москвы, не стесняясь окружающих, вспоминает прошлую жаркую ночь. У меня тоже номер на двоих и кровать огромная. Может, надо было взять с собой Веру? Хотя, может, она просто так говорила, дурачилась?
Я вздыхаю, пью апельсиновый «фрэш», поглядываю на соседей по этому курортному комплексу. Все ловят полный кайф, а мне достался только частичный: море, солнце и ша?ра.
188
