претендовали различные элементы жреческой магии обряда или слова, жреческий ритуал или мистическая сила, заключенная в мантрах* Поиски неизбежно привели к сложению концепции брахмана, того высшего объективного непостижимого начала, из которого возник мир вместе со всем, что в нем существует, и в который этот мир периодически свертывается. Брахманы и упани-шады также пропитаны мифологией, хотя в них на первый план выходят ритуалистика и умозрение. Образы божеств в этих текстах как бы подтягиваются к безличному умозрению, выработанному брахманским жречеством, и обретают то поистине космическое измерение, которое будет сопутствовать им и дальше.
Следующий важный этап в развитии индуистской мифологии представлен в великих эпических поэмах «Махабхарата» и «Рамаяна». В эпический период предшествующий ведийско-брахманистский комплекс мифологических воззрений был преобразован и адаптирован в первую очередь к нуждам не жречества, как было до сих пор, а кшатриев, воинского сословия. И потому, хотя центральной темой мифа по-прежнему является беспрестанно возобновляющаяся борьба противоположных сил, закона-дхармы и беззакония- адхармы, акценты существенно меняются. Космогонический ореол Индры блекнет и на первое место в его мифическом образе выступают черты идеального царя, сакрального образца для подражания земным владыкам16. Происходят и другие изменения, на которых мы не будем останавливаться, чтобы не отходить от основной линии изложения, связанной с главной тенденцией в развитии индуистской мифологии.
Несмотря на все преобразования, главные «силовые линии» эпической мифологии остаются теми же, что и в предшествующем ведийском слое. Именно они определяют и основные характеристики эпических персонажей, и ход основного повествования. Центральный сюжет— борьба Пандавов и Кауравов, вылившаяся в масштабную «битву народов», является слепком мифа о борьбе Индры с Вритрой, богов с асурами. Более того, сопряженные с мифологией эпические повествования и сами нередко воспринимаются как мифы17.
Эпическая мифология свидетельствует о возвышении центральных индуистских богов, Вишну и Шивы, выросших из далеких ведийских прототипов и вобравших в себя множество других мифологических образов и идей. Тогда же усиливалось и влияние женских божеств, связанных с многочисленными образами Великой богини. В каждом регионе существовали местные божества, остававшиеся объектами развитых культов. Так веками складывалась и развивалась необычайно богатая и пестрая мифология индуизма, которая отразилась в поистине необозримом пантеоне, включающем в себя тысячи божественных и полубожественных персонажей, а также необозримое множество гибридных фигур, порой находящихся друг с другом в трудноопределимых отношениях.
Мифологическое сознание доминировало в сознании адептов индуизма в новое время; оно и сейчас преобладает у подавляющего
большинства населения, исповедующего эту религию . Как и в предшествующие периоды, мифы в настоящее время моделируют многие современные ситуации, помогая приверженцам индуизма осмысливать их, переживать и выбирать правильные поведенческие стратегии. Они по-прежнему воспринимаются как актуальная программа, организующая действия и поведение людей в самых разных ситуациях в соответствии с сакральными образцами. Прерогативы мифов имеют высшую санкцию, и люди стараются следовать божественным образцам не только во время ритуалов, но и в повседневной жизни, когда, по замечанию О.М. Фрейденберг, мифом служат и действа, и вещи, и речь, и быт19. На мифы ссылаются во многих случаях, например, когда нужно объяснить родственные или кастовые отношения20^ В мйфы по-прежнему верят, безусловно и безоговорочно, а то, о чем в них рассказывается, беспрекословно принимается за достоверную реальность. Видимо, в мифах видят повествование не только о том, что и как уже было в незапамятные времена, а о том, что и как должно быть. В нашей культуре самой близкой аналогией этому может служить восприятие классической поэзии. Еще О. Мандельштам отмечал, что она воспринимается как содержащая категорию долженствования, ибо в стихах «императив звучит нагляднее»21,
Такова контурно, в самом общем виде намеченная линия развития мифа как способа осмысления реальности и такова сфера бытования мифологических текстов в индуизме. В нем, как и во всей Индии, никогда не затухал живой процесс мифотворчества, а мифы никогда не теряли своей неиссякаемой культуротворящей энергии. «Наши мифы и легенды — это не повествования былых времен, а живой опыт, через который заново проходит каждое новое поколение. Это важная часть повседневной жизни Индии. Мы постоянно ссылаемся на мифы и легенды, на героев эпоса, когда нам нужно прояснить мысль или утвердить моральную позицию», — писала Индира Ганди в эссе «Вечная Индия»2 . В самом деле знание мифов составляло основу народной педагогики; сохраняется оно и в современном школьном образовании. Юные индийцы на протяжении многих веков воспитываются на мифологических примерах, слыша о них в семье, на общих праздниках и в других ситуациях. А с созданием школьных программ и учебников на региональных языках мифы стали важным компонентом школьного образования во многих штатах.
Таким образом, в Индии и в глубокой древности, в эпоху своего зарождения, и в последующие периоды существования мифы воспринимались и осознавались как абсолютно достоверная реальность, бытие которой неоспоримо. Говоря словами О.М. Фрейденберг, в них видели и видят выражение «единственно возможного познания, которое не
ставит никаких вопросов о достоверности того, что познает, а потому и не добивается ее» 3,
Следовательно, на всем протяжении своего существования индуизм был и остается религией по преимуществу мифологической, а не догматической религией Писания, как конфессии иудео-христианского круга, которые обычно диктуют стереотипы нашего восприятия религии. Индуизм — религия мифологическая и по своим основаниям, и по своему многовековому функционированию, и по современным предпочтениям его адептов. Как отмечает Айхингер-Ферро-Луцци, именно мифо-ритуальные комплексы индуизма можно отнести к его «прототипическим чертам»24. И, добавим, к наиболее стойким, обнаруживаемым практически во всех сферах его бытия, от бытовых предписаний до высокой теологии. Порой складывается впечатление, что адепты индуизма, осознанно или нет, но превыше всего ценят именно мифологический и ритуальный компоненты религии и считают, что именно они наиболее надежно связывают их с тем трудноуловимым для точных формулировок, но сущностно важным бытийным основанием, которое таится за «поверхностью жизни». В иерархии компонентов религии на первое место выделяется та ее часть, которую религиоведы обычно относят к символической составляющей, наиболее тесно связанной с мифологией, а все другие ее компоненты (мировоз-зренчески- познавательный, ритуально-практический, психологический, этический и т.д.) подстраиваются к ней.
Те непреходящие ценности и установки, которые составляли основу Традиционного индуистского мировоззрения, были даны в мифах. Именно они на протяжений многих веков как «коллективные представления» являлись цементирующей основой традиционного индийского общества, обеспечивая его психологическую защиту. Прибегая к современным формулировкам, можно сказать, что главным содержанием исторического процесса в индуистском обществе было не движение вперед и вверх, что было бы для нас привычным и понятным, а многократное переживание— во время многочисленных ритуалов— деяний богов, совершенных некогда, в незапамятной древности, т.е. то «вечное возвращение», о котором писал М. Элиаде25. Нельзя не признать, что, по сути, это было очень разумное поддержание гомеостаза разными средствами, в том числе и религиозными.
Мифологическое мировидение индуизма предполагает вероятностную, игровую модель мира, где все явления существуют и могут быть описаны в их спонтанном, свободном выражении, и потому необходимой составляющей такого описания является метафора. Одна из ключевых— метафора сна. В самом деле, восприятие сна как метафоры нашей жизни всегда было близко индуизму. Достаточно вспомнить мифологический образ Вишну, отождествляемого со вселенной и спящего на змее Шеше, свернувшемся кольцами и плывущем по водам космического океана, когда одна вселенная уже погибла, а другая еще не создана. Еще более красноречиво пураническое изложение сна великого мудреца Маркандеи, пожелавшего узнать тайну сотворения мира. Мудрец засыпал и просыпался, видя то бога Вишну-Нарайяну, которому принадлежит вся эта вселенная, им созданная и в нем же заключенная, то оказывался в знакомом мире, полном жизни и света, так что в конце концов он уже не знал, что же было сном, а что— явью? Действительно ли он живет или это только греза божества?26
