Сарашина понимающе кивнула. Афина уловила краткую вспышку сострадания, и подавила злость, вызванную жалостью Наставницы.
– Ты пришла поговорить со мной о Кае Зулэйне? – спросила та, игнорируя резкий тон Афины.
– Нет, хотя его разум искалечен, Трон тому свидетель.
– Непоправимо?
– Трудно сказать наверняка, – ответила Афина. – Зулэйн крайне нерасположен к работе, из-за чего страдает пси-хворью, но я думаю, что смогу привести его в себя.
– Если ты здесь не для того, чтобы обсуждать Кая, тогда что тебя беспокоит?
– Мне было указание насчёт X Легиона, – сказала Афина. – Прямо после того, как я виделась с Зулэйном.
Сарашина указала на конец стеллажа, который был дальше всего от центрального узла. Там находилось множество столов для чтения и информационных машин, которые были распределены вдоль изогнутой внутренней стены башни. Сарашина, уловившая смятение Афины, выбрала пустое место вдали от астропатов, изучающих книги и манускрипты с тактильным шрифтом.
Афина, подлетев вслед за Наставницей, выложила на стол свои учётные журналы грёз.
– Это указание, – сказала Сарашина. – Ты зарегистрировала его в Коллекторе?
– Ещё нет, я хотела сначала поговорить с вами.
– Ладно, но после этого зарегистрируй его немедленно. Ты знаешь цель операции X Легиона?
– Конечно, – сказала Афина. – И это пугает меня до чёртиков, поскольку я не думаю, что это указание в прямом смысле этого слова.
– То есть?
– Я не считаю, что это предвидение будущего. Думаю, это происходит
– Расскажи мне о том, что ты видела, – сказала Сарашина, – и не пропускай ничего.
– Я находилась в выжженной солнцем пустыне, когда увидела, что из песка вырастает обсидиановая статуя. Это был мускулистый человек в нагруднике из шлифованного железа, прикованный к скале. Его кулаки покрывало серебро, и на одном из них сидел сокол с янтарными глазами, оперением цвета океанской зелени и кривым клювом.
– Со статуей всё достаточно очевидно, – сказала Сарашина. – Прометей.
Афина кивнула. Этот титан из древнего мифа символизировал веру в человечество, которая стояла выше, чем даже приказ бога. Его образ был общепринятой визуальной метафорой, которую астропаты использовали для представления примархов. Серебро латных перчаток статуи окончательно подтверждало личность.
– Да, Феррус Манус, – сказала Афина. – Примарх Железных Рук.
– Итак, что произошло в этом виде?нии?
– На солнце упала тень, я посмотрела вверх и увидела, как его сияющий лик затмевает мраком, пока он не стал похож на планету, покрытую чёрным зернистым песком. Это новый символ, но я навидалась его в последнее время.
– Исстван V, – сказала Сарашина.
Афина кивнула.
– Как только солнце почернело, статуя Прометея рванулась из цепей, которые удерживали её рядом со скалой. Сокол поднялся в воздух, металлические звенья разлетелись, и в кулаке исполина возникло огненное копьё. Статуя бросилась вперёд и метнула дротик в сердце чёрного солнца. Его наконечник ударил в самый центр, породив каскад ослепительных искр.
– Это хорошее знамение для флота лорда Дорна, – заметила Сарашина.
– Я ещё не закончила, – сказала Афина.
Она сделала глубокий вдох и продолжила:
– Статуя уничтожила солнце броском своего копья, но я видела, что она оставила позади себя существенную часть составляющего её вещества. Глыбы обсидиана так и остались висеть прилипшими к скале, и я поняла, что исполин атаковал преждевременно, не вложив в удар всей своей силы. Затем статуя провалилась в песок, а сокол прилетел обратно. Он поглотил глыбы обсидиана и затем поднялся в воздух с криком триумфа.
– Это всё? – спросила Сарашина.
– Это всё, – подтвердила Афина, постукивая по учётным записям своих грёз. – Я сверилась со своей Онейрокритикой, и меня смущает получившееся истолкование.
Сарашина протянула руки и согласно кивнула, когда её пальцы заплясали над рельефными словами и символами.
– Феррус Манус всегда был импульсивным, – сказала она. – Он несётся к Исствану V, чтобы нанести смертельный удар по мятежникам, обогнав своих братьев и значительную часть своих войск.
– Да, но что меня беспокоит, так это хищник с янтарными глазами, – сказала Афина.
– Сокол имеет первостепенную важность, – согласилась Сарашина. – Его очевидный смысл вселяет тревогу. Части, брошенные Феррусом Манусом, будут уничтожены. Каким другим образом ты интерпретируешь сокола?
– В большинстве культур это символ войны и победы.
– Что само по себе ещё не повод для беспокойства. Так почему же ты встревожена?
– Вот, – сказала Афина, раскрывая рукой-манипулятором самый первый том своей Онейрокритики и разворачивая его кругом. Пальцы Сарашиной непринуждённо заскользили по страницам, и по мере их продвижения по оттиснутым на них словам её безмятежное выражение сменялось хмурым видом.
– Это древнее поверье, – сказала Сарашина.
– Я знаю. Многие божества, почитаемые этими исчезнувшими культурами, изображались хищными птицами, которые символизировали их боевую доблесть, и это только подтверждает более очевидный символизм. Но я помню текст отпечатка-фроттажа, снятого с мраморной скульптуры, которую консерваторы обнаружили всего год назад в обломках улья – того самого, что обрушился в Нордафрике.
– Кайрос, – вздрогнула Сарашина. – Я почувствовала, как он рухнул. Под песком погребло шесть миллионов душ. Это было ужасно.
Когда улей Кайрос провалился под поверхность пустыни, Афина находилась на борту Лемурии, одной из самых больших орбитальных платформ, которые кружили вокруг Терры. Но она ощутила отголосок его гибели в эфире, как девятый вал страха и боли. Аура Сарашиной пульсировала трепетом скорбного сопереживания.
– При обрушении улья к западу от него открылся ряд усыпальных комплексов, и на резьбе в погребальных камерах присутствовали хищные птицы. Обитатели Гипта, как утверждается, считали их идеальным олицетворением победы, хотя они и смотрели на неё с точки зрения борьбы между изначальными силами-противоположностями. Особенно это касалось торжества праведного над порочным, в противопоставление физическому доминированию.
– И как это вписывается в твое указание? – спросила Сарашина.
– Я к этому подхожу, – сказала Афина, подталкивая к ней лист бумаги. – Это текст свитка, который я скопировала несколько лет назад с деградирующей информационной катушки, найденной в руинах Неоалександрии. Это просто список, пантеон древних богов, но в нём выделяется одно конкретное имя. В сочетании с янтарными глазами и расцветкой оперения птицы...
– Хорус, – произнесла Сарашина, когда её пальцы замерли в середине списка.
– Может ли хищник с янтарными глазами символизировать Воителя и его мятежников?
– Передавай это в Коллектор, – велела Сарашина. – Сию же минуту!
– Прошу вас, – сказал Палладис. – Не причиняйте вреда этим людям. Они уже и без того хлебнули лиха.
Гхота шагнул в Храм. Его тяжёлые, подбитые гвоздями ботинки давили стекло и камешки со звуками,
