В комнате стоял непроницаемый мрак. Анника несколько раз моргнула, чтобы привыкнуть к темноте. В помещении было слышно человеческое дыхание. В домишке было очень холодно; как ни парадоксально, но казалось, что здесь холоднее, чем на улице.
— Кто ты? — спросила Карина Бьёрнлунд откуда-то из левого угла.
— К нам пожаловала великая незнакомка, — объявил Ханс Блумберг, втолкнул Аннику в глубь помещения и закрыл дверь.
Министр культуры щелкнула зажигалкой. Слабый свет озарил жалкое убежище, тени от носа и темные впадины глазниц делали Карину похожей на чудовище. Рядом с Кариной Бьёрнлунд стоял алкоголик Юнгве, Ёран Нильссон стоял справа, привалившись спиной к стене. Над ним висел покрытый пылью большой портрет председателя Мао.
Анника почувствовала, что впадает в панику при виде этого убийцы. Закололо в кончиках пальцев, появились головокружение и дурнота. Она поняла, что вот-вот упадет в обморок.
Спокойствие, подумала она. Никакой гипервентиляции, дыши ровно.
Карина Бьёрнлунд зажгла стоявшую у ее ног стеариновую свечку, положила в карман зажигалку и поднялась со свечкой в руке.
— Что это такое? — спросила она, в упор глядя на Ханса Блумберга. — Зачем ты притащил ее с собой?
Карина поставила свечку на старую ржавую машину — наверное, это и был компрессор. Пар от дыхания множества людей облаками клубился в помещении.
«Я здесь не одна, — подумала Анника. — Это совсем не то, что тогда в туннеле».
— Позвольте представить, — заговорил Ханс Блумберг, — фрекен Аннику Бенгтзон, газетную писаку и, по совместительству, шпионку из «Квельспрессен».
Карина Бьёрнлунд вздрогнула, как от удара, и отступила к стене.
— Ты в уме? — громко спросила она. — Приволок сюда журналистку! Ты понимаешь, как ты меня подставил?
Ёран Нильссон смотрел на них мутным утомленным взглядом.
— Все, что здесь происходит, не предназначено для посторонних, — сказал он на удивление четко и резко. — Пантера, о чем ты думал?
Ханс Блумберг, он же Черная Пантера, поплотнее прикрыл дверь и улыбнулся:
— Фрекен Бенгтзон уже все о нас знает. Она стояла у дверей, и если бы я не привел ее сюда, она бы уже отправилась разносить свежие сплетни о нашей встрече.
Карина Бьёрнлунд шагнула к Блумбергу.
— Теперь все безнадежно испорчено, — злобно произнесла она. — Погибло все, за что я боролась столько лет. Черт бы тебя побрал!
Она подняла с пола сумку и направилась к двери. Ёран Нильссон шагнул в круг света. Анника не видела в его руках оружия. У Нильссона было бледное осунувшееся лицо, и вообще он производил впечатление тяжело больного и слабого человека.
Карина Бьёрнлунд резко остановилась, испуганно и неуверенно посмотрела на Ёрана.
— Постой, — сказал он министру и повернулся к Блумбергу. — Ты берешь на себя ответственность за нее? Ты можешь гарантировать безопасность группы?
Анника принялась внимательно рассматривать этого серийного убийцу, его дряхлое тело, прислушалась к его медлительной речи — словно он мучительно подыскивал слова, прежде чем их произнести.
— Никакой опасности нет, — бодро сказал архивариус. — После встречи я о ней позабочусь.
Анника почувствовала, как ноги ее наливаются свинцом, а все тело цепенеет. Где-то в животе возник животный вой, который никак не мог вырваться из горла.
Желтый Дракон посмотрел на Аннику, и она перестала дышать.
— Стань там, — сказал он и указал рукой на угол.
— Мы не можем допустить, чтобы здесь присутствовал репортер, вы же прекрасно это понимаете, — запальчиво сказала Карина Бьёрнлунд. — Я с этим категорически не согласна.
Дракон поднял руку.
— Довольно, — сказал он. — Наш командир взял на себя ответственность.
С этими словами он сунул руки в карманы.
Там у него оружие, подумала Анника.
— Сегодня очень холодно, — сказал он. — Поэтому я буду краток.
На середину комнаты вышел алкоголик Юнгве.
— Дьявольский холод, — сказал он, — но неужели ни у кого не найдется немного выпивки?
Ханс Блумберг расстегнул верхние пуговицы куртки и достал из внутреннего кармана непочатую бутылку «Абсолюта». Глаза Юнгве вспыхнули, губы дрогнули от восторга. Он взял бутылку с такой нежностью, словно это был ребенок.
— Думаю, нам есть что отметить, — сказал Ханс и ободряюще кивнул Юнгве.
Глаза Юнгве слезились, когда он срывал с горлышка пробку. Анника смотрела в пол и шевелила пальцами ног, чтобы они окончательно не закоченели.
Что они с ней сделают?
Здесь все не как в туннеле, не как в туннеле.
Карина Бьёрнлунд снова опустила сумку на пол.
— Я совершенно не понимаю, зачем мы здесь, — сказала она.
— Власть сделала тебя нетерпеливой, — сказал Ёран Нильссон и посмотрел на министра драконьими глазами, подождал, когда станет центром всеобщего внимания. Потом он поднял голову и посмотрел в потолок. — Я очень признателен за то, что часть из вас откликнулась на мой зов, — сказал он. — Прошло много лет с тех пор, как я последний раз собирал вас на этом месте, и я понимаю, что это возбуждает в вас противоречивые чувства. Но вам нечего опасаться.
Он посмотрел в глаза министру культуры:
— Я здесь не для того, чтобы причинить вам зло. Я здесь для того, чтобы поблагодарить вас. Вы стали моей последней семьей, и я говорю это без всяких сантиментов.
— В таком случае зачем ты убил Маргит? — спросила Карина Бьёрнлунд севшим от страха голосом.
Ёран Нильссон покачал головой, головой Желтого Дракона, своей властной, божественной, дурно пахнущей головой.
— Ты не слушаешь, — сказал он, — ты только говоришь. Прежде ты не была такой. Власть действительно изменила тебя.
Вперед выступил Ханс Блумберг. Видимо, он устал от праздных разговоров.
— Скажи, что я должен делать, — обратился он к своему вождю. — Я готов к вооруженной борьбе.
Ёран Нильссон печально посмотрел на него.
— Пантера, — сказал он, — не будет никакой вооруженной борьбы. Я приехал домой, чтобы умереть.
Архивариус широко раскрыл глаза. Лицо его печально сморщилось.
— Но ты же здесь, — сказал он. — Ты снова здесь, наш вождь, которого мы ждали все эти годы. Революция близка.
— Революция умерла, — жестко отрезал Дракон. — Капиталистическое общество, использующее людей как скот, победило, а вместе с ним победила и фальшивая идеология: демократия, свобода слова, равенство перед законом, равные права женщин.
Ханс Блумберг благоговейно слушал, Карина Бьёрнлунд все больше и больше съеживалась после каждого слова Нильссона, алкоголик упивался приобретенным счастьем емкостью ноль семьдесят пять литра.
— Рабочий класс превратился в стадо оболваненных потребителей с промытыми мозгами. У этих людей нет больше воли к восстанию. Дутые авторитеты ведут народ на бойню, но никто даже не протестует.
