— Ни за что, — сказала она. — Ни за что в жизни. Он сделал мне слишком много плохого.
Анника посмотрела на лежавшего перед ней человека, на его восковую бледную кожу, дрожащие руки.
Может, надо дать ему спокойно умереть?
Может, это будет справедливо по отношению к нему?
Она отошла от Ёрана Нильссона и приблизилась к Юнгве, который сидел на полу, прислонившись спиной к стене.
— Юнгве? — окликнула она его. — Тебя зовут Юнгве?
Человек кивнул и засунул руки в рукава куртки, чтобы хоть немного их согреть.
— Иди сюда, — сказала Анника и расстегнула свою полярную куртку. — Иди и прижмись ко мне. Нам надо немного пройтись.
Человек энергично затряс головой и судорожно прижал к себе почти пустую бутылку.
— Ну, как знаешь, — сказала Анника, застегнула куртку и посмотрела на министра.
— У него есть оружие, — вспомнила Карина Бьёрнлунд. — Мы можем выстрелами сломать замок.
Анника отрицательно покачала головой:
— Дверь железная, пули от нее отрикошетируют и могут убить нас самих. Кроме того, мы должны вслепую попасть в замок.
— А окна?
— С окнами та же история.
Надо ли сказать Карине, что она звонила в полицию?
Неизвестно, как она отреагирует.
— Я знала, что здесь произойдет что-то неладное, — сказала Карина Бьёрнлунд и шмыгнула носом. — Эти Дикие Звери с самого начала были абсолютно никчемными. Мне надо было порвать с ними сразу, как только они откололись от коммунистов.
Министр культуры порылась в сумке, достала какую-то тряпку, похожую на футболку, и прижала ее к носу.
— Почему вы этого не сделали? — спросила Анника и посмотрела на пляшущую тень Карины на стене.
— Ты родилась в конце шестидесятых, — ответила Карина Бьёрнлунд и бросила быстрый взгляд на Аннику. — Вашему поколению трудно себе представить, что тогда творилось. Это было фантастическое время.
Анника медленно кивнула.
— Могу только догадываться, — сказала она. — Вы были молоды, а Ёран был вождем.
Министр энергично кивнула.
— Он был такой сильный и умный, — сказала она. — У него все получалось. Все девушки были от него без ума, все парни смотрели на него снизу вверх. Мне надо было уйти, когда его исключили. Это была глупость — остаться с ним после его затеи с Дикими Зверями.
На мгновение Карина погрузилась в воспоминания. Анника смотрела на нее трезвыми глазами, начиная понимать, что мучило эту женщину.
— Как получилось, что вы так и не остались вместе? — спросила Анника.
Министр подняла голову.
— Знаешь, — сказала она, — сама я не делала ничего. Ёран был педантичен, он всегда все продумывал до мелочей. Мы общались с помощью символов, на старом конспиративном языке, понятном любому, независимо от национальности, расы и языка.
— Во время встреч вы не вели никаких протоколов? — спросила Анника.
— Мало того, не было никаких писем, никаких телефонных переговоров. Вызов на встречу представлял собой рисунок желтого дракона. Через несколько дней мы получали комбинацию цифр — дату и время встречи. Например, 23–11–17. Это означало, что встреча состоится двадцать третьего ноября в семнадцать часов. То есть сегодня.
— У каждого из вас был свой символ?
Женщина кивнула, по-прежнему прижимая к носу футболку.
— Но на встречи нас вызывал только Дракон.
— Значит, в конце октября вы получили вызов. Он содержался в анонимном письме, пришедшем в департамент.
В глазах министра промелькнул сильнейший испуг.
— Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошло, что именно я получила. Потом меня вырвало.
— Но тем не менее вы пришли сюда, — сказала Анника.
— Ты не понимаешь, — прошептала Карина. — Не представляешь, в каком страхе я жила все эти годы. После Ф-21, после исчезновения Ёрана… И потом получить по почте предостережение…
Она спрятала лицо в футболку.
— Детский пальчик, — сказала Анника, и министр уставила на нее удивленный взгляд.
— Откуда ты знаешь?
— Я разговаривала с мужем Маргит Аксельссон, Тордом. Было ясно, что это язык символов.
Карина Бьёрнлунд кивнула.
Ёран Нильссон застонал и дернул левой ногой.
Анника и министр равнодушно оглянулись в его сторону.
— Он меня преследовал, — сказала Карина Бьёрнлунд. — Однажды вечером я увидела его стоящим возле моего дома в Книвсте. Через день я видела его в Упсале. Он прятался в какой-то лодке. В пятницу я получила еще одно письмо.
— Еще одно предостережение?
Министр на несколько секунд закрыла глаза.
— На листке была нарисована собака, а под ней был крест. Я догадалась, что это означает, но не смогла себе самой в этом признаться.
— В том, что убита Маргит?
Карина Бьёрнлунд кивнула.
— С ним я больше не общалась, но думала всю ночь, а утром позвонила Торду. Он рассказал мне, что Маргит убита, и я все поняла. Либо я прихожу, либо меня убивают. Я решила приехать.
Она посмотрела на Аннику и отняла футболку от носа.
— Если бы ты знала, как мне было страшно, — сказала она. — Как я мучилась. Каждый день, каждую ночь дрожать от страха, что кто-то может прийти… Это отравило всю мою жизнь.
Анника смотрела на эту облеченную немалой властью женщину в дорогой шубе, на девочку, восхищавшуюся двоюродной сестрой и потянувшейся за ней сначала в легкую атлетику, а потом в политику, смотрела на девушку, влюбленную в вождя, в харизматическую личность, но нашедшую в себе силы порвать с ним и сохранить свою жизненную позицию.
— Фактическое запрещение ТВ «Скандинавия», чтобы замести весь сор в угол, было вашей большой ошибкой, — сказала она.
Карина Бьёрнлунд посмотрела на Аннику так, словно не поняла услышанное. В компрессорной повисло тягостное напряженное молчание.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Карина.
— У меня есть письмо, полученное вами от Германа Веннергрена, и я знаю, почему вы изменили свои предложения.
Министр культуры тяжело поднялась и сделала три быстрых шага к Аннике. Опухшие глаза превратились в крошечные щелочки.
— Ты, ничтожная репортеришка, — раздельно произнесла она, повернувшись к Аннике вымазанным кровью лицом, — что ты, черт тебя возьми, о себе вообразила?
Анника, не дрогнув, выдержала взгляд налитых кровью глаз.
— Разве вам это не известно? — спросила она. — Мы уже беседовали с вами раньше. С тех пор прошло уже почти десять лет.
