ему в рукав пальто.
— Не выносишь вида крови, ты, дьявол? Но как ты чувствовал себя, когда убивал всех этих людей?
Ёран Нильссон запрокинул голову и закрыл глаза.
— Я солдат, — сказал он. — Мой долг сражаться, а не угождать важным персонам.
На глазах Анники закипели злые слезы.
— За что ты убил Маргит? — выдохнула она. — За что ты убил мальчика?
Он отрицательно покачал головой.
— Это не я, — прошептал он.
Анника подняла глаза на Карину Бьёрнлунд, которая, пошатываясь, стояла рядом.
— Он лжет, — сказала она. — Ясно, что это его рук дело.
— Я убиваю только врагов, но не друзей и невинных младенцев, — с трудом проговорил Ёран Нильссон.
Анника посмотрела на искаженное болью лицо этого человека, увидела его искренность и беспристрастность и вдруг поняла, что он говорит правду.
Не он убил их. Нет никаких оснований подозревать его в убийстве Бенни Экланда, Линуса Густафссона, Курта Сандстрема и Маргит Аксельссон.
Но кто же это сделал?
Она встряхнулась, потопала онемевшими ногами и, пошатываясь, пошла к двери.
Она была заперта. Намертво.
Анника вспомнила амбарный замок и ржавые петли. Озарение ударило ее как обухом по голове.
Ханс Блумберг их запер.
Она оказалась запертой в морозильнике вместе с тремя другими людьми, двое из которых были ранены, а третий мертвецки пьян.
Ханс Блумберг, подумала Анника. Неужели это он, неужели это возможно?
В следующий миг она мысленно снова была в туннеле, снова из потолка торчали какие-то трубы, снова она спиной чувствовала тяжесть динамита, а где-то поодаль плакала женщина, она хлюпала носом и жалобно выла. Анника знала, что это плачет министр культуры Карина Бьёрнлунд и что она, Анника Бенгтзон, здесь не одна, не одна.
Она отбросила мысли о туннеле и вернулась в окружавшую ее действительность. Отвлекаться нельзя, отвлечение — это смерть.
Здесь очень холодно, подумала она. Сколько времени можно продержаться в таком холоде?
Она постаралась успокоиться.
Ей самой опасность не грозит. В своем полярном обмундировании она может продержаться, если понадобится, до утра. На министре была шуба. С мужчинами все обстояло гораздо хуже.
Алкаш был уже практически без сознания. Едва ли он продержится больше часа. Террорист одет лучше, но он лежит на цементном полу, а это все равно что лежать на глыбе льда.
Выбираться отсюда надо немедленно, но как?
Мобильный телефон!
Из груди Анники вырвался короткий ликующий возглас. Она порылась в кармане куртки и извлекла телефон.
Нет связи.
Она поднесла телефон к свету стеаринового огарка, походила по углам. Бесполезно.
Сигнала не было. Чертов «Теле2»!
Она все же набрала 112. Никакого толку.
Без паники!
Думай.
У министра тоже есть телефон. Анника звонила ей всего пару часов назад.
— Ваш номер начинается на шесть, — сказала она Карине. — Это значит, что у вас «Телия». Посмотрите, может, она берется здесь.
— Что?
— Телефон! У вас есть мобильный. Я же недавно вам звонила.
— Ах да.
Министр неуверенно пошарила рукой в черной кожаной сумке, вытащила телефон, набрала пин-код, вздохнула и поднесла телефон к глазам.
— У меня нет сигнала, — удивленно сказала Карина Бьёрнлунд.
Анника прижала руки к лицу, чувствуя, как холод грызет щеки и нос.
Опасности нет, опасности нет, мысленно повторила она. Она же оповестила обо всем полицию. Сюда обязательно приедут.
Она внимательно посмотрела на министра. Лицо Карины представляло собой один синяк, она была подавлена и возмущена. Потом Анника взглянула на пьяницу. Губы его были темно-синего цвета, он дрожал от холода в своей тонкой курточке.
— Так, — сказала вслух Анника, попытавшись включить мозги. — Мы сидим где сидим. Может быть, здесь есть какой-нибудь войлок? Брезент, изолирующий материал?
— Куда пропал Хассе? — спросил вдруг Юнгве.
— Он нас запер? — спросила Карина Бьёрнлунд.
Дрожа от холода, Анника обошла домик. Ничего, кроме ржавых банок из-под пива, грязи и крысиного скелета.
— Он не мог запереть дверь, — сказала вдруг министр культуры, подошла к двери и тоже попыталась ее открыть. — Ключи были только у Ёрана.
— Надо было лишь замкнуть дужку висячего замка, — возразила Анника. — Что это вообще за строение?
Она ощупала стены, посмотрела на окна. Изнутри они были намертво заколочены большими гвоздями, снаружи закрыты стальными щитами.
— Этот домик построили в сороковые годы, — ответила Карина Бьёрнлунд. — Мой отец работал на железной дороге и часто водил меня сюда, когда я была ребенком.
— Для чего это строение предназначалось?
— Это компрессорная станция. Снег и лед с букс сдували сжатым воздухом. Потом, правда, построили новую компрессорную станцию, когда протянули новую ветку — чтобы возить руду. Как мы выберемся отсюда?
— Может быть, здесь остались какие-нибудь инструменты? — спросила Анника.
— Засели мы здесь надолго, — сказала Карина Бьёрнлунд. Опухшие глаза почти заплыли. — Господи, как же нам выбраться?
Мы не найдем здесь никаких инструментов, подумала Анника. Их давно уже забрали отсюда. Стены были отделаны монолитным бетоном, взломать дверь им не удастся.
— Мы должны двигаться, — сказала она, — должны согревать друг друга.
Она судорожно сглотнула, чувствуя, как подкрадывается паника.
Что будет, если полицейские не приедут?
Что, если Карлссон с центрального пункта просто забыл о ней?
Она отогнала мрачные мысли, подошла к дурно пахнущему человеку, лежавшему под портретом Мао. Террорист дышал поверхностно и хрипло. Из угла рта стекала струйка слюны.
— Ёран, — сказала Анника и склонилась над ним, стараясь не обращать внимания на запах. — Ёран Нильссон, вы меня слышите?
Она потрясла его за плечо. Человек вскинул голову и открыл глаза. Сознание его было явно помрачено. Нижняя губа сильно дрожала от холода.
— Я сильно замерз, — сказал он по-французски.
— Я поняла, — тихо ответила Анника на том же языке и обернулась к министру: — Карина, сядьте рядом с Ёраном, обнимите его и прикройте шубой.
Министр культуры в ужасе начала пятиться, пока не оказалась в углу за компрессором.