Пошли с Пушкиным, сначала в библиотеку. К нашему товарищу-интеллигенту Олегу. Я с ним попрощался.
- Давай, блудодей библиотечный, успехов!
- Ты смотри, на воле, говорят, венерические заболевания свирепствуют! Аккуратнее!
- Ты тут тоже не балуйся!
Время как будто встало. Говорили с Олегом 10 минут всего, а мне уже кажется, что час, не меньше. Но вот пора идти на сбор в ДПНК.
Там стоят освобожденцы, человек десять. Один в рваной телогрейке, кто-то в кепке-восьмиклинке и с четками. Все, к успеху пошел пацан. Стоим с Пушкиным, прикалываемся, а я на самом деле дико волнуюсь. Выходит дэпэн:
- Все освобожденцы здесь?
- Да, все.
- Заходим ко мне в кабинет.
Зашли, нас построили, обыскали, забрали, у кого были, личные карточки, оторвали у кого-то бирки – несколько человек собирались на волю в робе. Время 10.30, а я же всем сказал, что освобождаюсь в районе 12! На полтора часа раньше!
Выходим из штаба, нас сопровождает четыре мента. Повели к первой вахте, то есть воротам, из которых выпускают на волю. Через них же и привозят, но это в тот момент совершенно не важно. Идем, гляжу, бегут два козла, которые отвечали за дисциплину и порядок, руководители ведомства. Тот, что поздоровее:
- Макс! Макс, подойди!
Думаю, наверное, Сыч успел нажаловаться! Хрен с ним, сейчас вот только надо рукой махнуть и въебать сходу. Но смотрю, как-то бежит, без злости на лице. Подбегает, протягивает руку:
- Макс давай, удачи! Рад, что ты нормально все вывез! Не попадай больше!
И пожимает руку за предплечье! За весь год он не показал этого не разу! Менты вопят “пойдем- пойдем”, я говорю:
- Давай, и тебе удачи!
Двигаемся в сторону воли, идем с Пушкиным, отстали от всей колонны:
- Сейчас же освобождение, паника, затесывайся в шеренгу вольноотпущенных, может, и тебя тоже выпустят?
- Да, надо попробовать! Давай, сейчас шапками поменяемся, я себе бирку оторву! Зазеваются, я и уйду.
- Не-не, Пушкин, тебе такую кепку нельзя – с надписью “ф18”. Она стоит на аукционе дороже, чем твои внутренние органы!
- Как нельзя? У меня уже майка такая есть!
За последние две недели вот этот шаблончик “F18? я сделал готическим шрифтом, а мои товарищи вышили его на своих майках и кепках, то есть там по зоне эта организация стала распространяться. Типа, тайное протестное общество. Подходим к вахте, попрощался с Пушкиным:
- Давай, Саня, удачи! Письмо напишу, фото пришлю!
- Тутовизм начинай пока пиарить!
- Ты, как выйдешь – замутим движуху! Я почву пока подготовлю.
Обнялись, по-римски пожали руки. Он пошел на свой склад, а я домой.
Почти зашел на вахту догоняет Шульц:
- Макс, еле успел! Давай, удачи!- Дает мне бумажку со своими контактами.- Освобождаюсь через три месяца, словимся!
- Давай, Олег, рад был с тобой познакомится, пообщаться!
На вахте нас опять построили. Доходит очередь до меня – делаю доклад: осужденный такой то, статья такая, срок такой-то. Был. Мне выдают паспорт, справку об освобождении, расписываюсь. Захожу в малюсенькую проходную комнату. Подхожу к решетке, меня последний раз сверяют с фотографией, и вот уже должен я сейчас выходить. Дэпэн говорит:
- Как самочувствие? Там тебя друзья ждут!
- Замечательно! А про друзей я в курсе...
- Мы своих не бросаем, давай, удачи!- Пожимает мне руку, и я понимаю что дэпэн тоже правый! Твою мать, и никто мне за весь срок об этом не сказал!
И вот меня выводят из-за решеток. Это уже вольный штаб. Сидят обычные люди, не в мусорской форме. Оформляют какие-то бумажки. Я подхожу к кассе, называю фамилию и показываю паспорт. Мне выдают билет на поезд, выдают две тысячи рублей денег... Чувствую, что сейчас будет что-то интересное!
Подхожу к стеклянной двери. На минутку остановился перед ней. Вот и она – Воля! То, о чем я мечтал каждый день. То, что мне и снилось и чего не хватало больше всего! А там ничего и не изменилось – стоят обычные машины, ходят обычные люди! Я не чувствую, что сам стал другим. Немного – да. Научился контролировать эмоции. Стал испытывать меньше жалости – и к себе, и к окружающим. Узнал массу полезных вещей. Прочитал гору книг. Обдумал все, что я сделал в этой жизни. Познакомился со всевозможными людьми. Постарался перенять то хорошее, что они могли мне дать. Но исправился ли я? Нет! Для этого надо было не в тюрьму меня сажать, а мозг удалять хирургическим путем! Тоже мне – поставили в угол. “Больше так себя не веди!” Слушаюсь, гражданин начальник! Хорош, надумался уже!
