они мне только мешали. На детской площадке перед моим подъездом царило привычное запустение. У подъезда никого не было, но в окне моей квартиры на мгновение мелькнул луч фонарика. Тогда зарядив подствольный гранатомет осколочно-фугасной гранатой, я тщательно прицелился. Негромкий хлопок подствольника, и заряд точнехонько влетел в окно моей квартиры. Звон разбитого стекла сменился громовым взрывом и воплем боли, когда из окна выпала объятая пламенем фигура одного из подельников Ереминой. Упав с девятого этажа, Обращенный смачно шлепнулся на асфальт, но уже через пару секунд, как ни в чем, ни бывало, стал медленно подниматься на ноги. Не давая ему, время прийти в себя, я в упор выпустил в него целый рожок, целясь преимущественно в голову, а когда увидел, что на него и это не оказывает видимого воздействия, ударил мечом. Первый удар наискось от левого плеча и ниже рассек грудную клетку почти до позвоночника. Второй смахнул то, что еще осталось от головы, а третий разрубил туловище напополам в районе поясницы. Обращенный, распавшись на куски, не умер, а продолжал дергаться и растить щупальца, пытаясь, срастись со своими частями.
Подавив брезгливость, я растащил дергающиеся куски подальше друг от друга, а напоследок высыпал на них спецпорошок. На мое несказанное удивление тот не сработал. Значит, правила игры изменились и передо мной не совсем, мертвая плоть как у зомби. Ладно, примем к сведению. От шума взрыва и автоматных очередей, проснулись немногочисленные жители моей и соседних девятиэтажек. В тускло освещенных окнах замелькали сонные люди. Лишь когда я второй раз выстрелил в окно, и снова двор на мгновение высветила вспышка взрыва, только тогда началась паника. В небо с воем взлетели сигнальные ракеты, а из соседних подъездов выбежали полуодетые вооруженные жильцы. Они меня тоже заметили и направились ко мне.
– Алешин? – удивился Володя Турков, когда я проходил мимо него. – Что происходит?
– У тебя рация работает? Хорошо. Срочно вызови патруль. Здесь Обращенные, – спокойно ответил я, быстро меняя рожок в автомате. – На базу совершено нападение некроморфов сбежавших из ЦОЗа. Некоторые все еще на свободе…
– Где? В нашем квартале?
– В моей квартире! Все вопросы потом.
Вышибив ногой ржавую дверь подъезда, я закинул внутрь свето-шумовую гранату. Переждав хлопок, заскочил внутрь, перепрыгивая через две ступеньки за раз, стал стремительно подниматься на следующий этаж. Где-то между шестым и седьмым этажами, на меня была организована хитрая западня. Хорошо, я ее вовремя заметил и, тем самым, избежал автоматной очереди в спину. В ответ, закидав этаж осколочными гранатами, я принялся терпеливо ждать, пока прогремят последние взрывы. Слыша вопли боли, я думал лишь о том, как бы скорее добраться до своего этажа и при этом не разрушить лестницу. Может, мои действия и были грубыми и неаккуратными, но бывают моменты, когда лобовой удар предпочтительней тонкой шахматной партии. Мой враг в облаке пыли скатился по ступеням к моим ногам. Двумя быстрыми ударами катаны, я отрубил ему обе руки в предплечьях. Наступив ботинком ему на грудь, приставил меч к мертвенно бледному горлу. Его китель был посечен шрапнелью, а тело представляло сплошное кровавое решето. Самое удивительное он не выглядел умирающим.
– Где твоя хозяйка? – спросил я. Из отрубленных конечностей толчками вытекала черная жижа, почти мгновенно застывая на полу. Не обращая внимания на чудовищные раны, давно бы убившие простого человека, пленник упрямо поджал губы, демонстративно отвернув лицо.
– Будем молчать? Хорошо…
Одним ударом я перерубил ему ногу в коленке. Наблюдая за его жуткими лицевыми гримасами, я воткнул острие катаны ему в брюхо и стал медленно проворачивать, наслаждаясь мукой в его глазах. Глаза Обращенного были готовы вылезти из орбит, но я был неумолим.
– Тот же вопрос… – быстро подсказал я. – Еремина с вами?
– Я скажу! Только ради всех святых вытащи из меня эту штуку! – в голос заорал пленный.
– Сколько с ней Обращенных?
– Двое…
– Да ну?! Ты начинаешь нервировать меня своим враньем.
Резко выдернув меч, я перерубил ему вторую ногу, ощущая растущую злость. Пленник взвыл и стал дергаться, но моя ступня на его груди крепко удерживала на полу.
– Трое! У нее инжектор с геновзрывом… оно хочет, чтобы ты развоплотился…
– Скажи мне то, чего я еще не знаю.
– Она хочет бежать морем,… на патрульном катере… он спрятан здесь в бухте…
– Если это все что ты знаешь, невелика тебе цена.
– Подожди! Не делай этого. Она знает место, где скрывается хозяин…
– Погоди. Какой еще хозяин? – медленно спросил я, но меч убрал, за что чуть не поплатился. С силой и ловкостью, которую нельзя было ожидать от полуживого человека, пленник немыслимым образом извернулся и с глухим рыком хотел вцепиться зубами мне в ногу, но промахнулся острыми зубами и укусил за ботинок. Разрубив мечом его грудную клетку, быстро вложил Обращенному в рану гранату с выдернутой чекой, а само тело столкнул ногой вниз по лестнице. Он еще катился по ступеням, оглашая весь дом отборными ругательствами, а я уже бежал вверх, даже не вздрогнув, когда этажом ниже прогремел оглушительный взрыв. Последний телохранитель Ереминой стоял в проеме квартиры, сжимая в каждой руке по противотанковой гранате. Он и не думал прятаться. Весьма самоуверенно с его стороны.
– Стой, где стоишь или я разнесу тебя на кусочки! – прочитав в моих глазах суровую решительность, примиряющее поднял руки. – Она хочет просто поговорить и все…
– А я нет. – Сказал, как отрезал и выстрелил ему в грудь из подствольного гранатомета.
Когда граната отбросила его далеко в коридор, я прижался спиной к стене. Переждав целую серию взрывов, от которой вылетели уцелевшие стекла в соседних домах, вбежал в разгромленное, задымленное помещение, усыпанное бетонной крошкой и кусками дергающегося мяса. Перешагнув через это безобразие, я медленно двинулся в сторону зала, осторожно ступая по осколкам стекла. На улице в небе гудели винты приближающихся вертолетов. Мощные прожектора направили на окна дома, на мгновенье, ослепив меня ярким светом.
Почувствовав затылком, едва ощутимое дуновение ветра, я резко отпрыгнул в сторону, избежав укола. Скупо взмахнув катаной, отрубил тонкую кисть, сжимающую шприц, после чего, не давая прийти в себя, молниеносно погрузил острие промеж прекрасных грудей, что еще не так давно целовал в порыве страсти. Клинок погрузился в плоть, не встречая препятствия.
– Что ты натворил? – словно не веря в происходящее, в шоке прошептала Светлана, удивленно наблюдая, как из правой культи толчками выплескивается алая кровь. – Ты же убил меня…
– Так будет лучше для всех, в том числе и для тебя… Ведьма!
Вскинув на меня полные муки глаза, она с удивлением прошептала:
– Когда ты догадался? Как?
– В тот момент, когда узнал, что ты спишь со всеми без разбора. Типичное поведение Ведьмы. Только ты могла обратить меня в нежить и еще цинично пыталась лечить. Этого лицемерия я тебе никогда не прощу. Гореть тебе за это в аду двуличная тварь! Умри!
Резко выдернув из ее тела меч, я молниеносно ударил лезвием прямо по нежной шее. Удар заточенной до бритвенной остроты стали, был настолько силен, что светловолосая голова полетела через всю комнату, забрызгав стены кровью. Глотая слезы и ненавидя себя за свой поступок и хладнокровное убийство, я молча наблюдал, как хрупкое женское тело рухнуло на колени, а потом медленно завалилось на бок. Уронив меч, я упал перед ней на колени и разрыдался, словно глупый подросток которого бросила подружка, даже не замечая хлещущую на меня кровь из перерубленных артерий. Слезы горечи душили словно удавка. Почему именно она оказалась неуловимой Ведьмой? Я до последнего отказывался в это верить, и даже сейчас видя все собственными глазами, пытался найти ей оправдание. Она оказалась наихудшей разновидностью нежити, которая била прямо в сердца и души, а потом цинично заражала Радостью жизни. Ведьму невозможно выявить никакими известными тестами и анализами крови, лишь после смерти она показывала свою истинную сущность.
Накрыв одеялом медленно меняющееся тело, я отвернулся, встретившись взглядом с тусклыми глазами, в которых навсегда погасла жизнь. Голова еще какое-то время лежала неподвижно, а потом тоже начала меняться. Это уже не было лицом человека, а отвратительной пародией. Мне сделалось дурно, когда я