Ковадонгой… И мне мое имя ужасно не нравится.
— Значит, твой отец уж точно астуриец, — словно не слышит ее Ньевес.
— Нет, мой отец — не астуриец. В последних десяти поколениях нашей семьи не было ни одного астурийца.
— А сколько времени вы уже женаты? — спрашивает Марибель, опасаясь, что снова повиснет пауза.
Кова после минутного колебания отвечает:
— Почти… пятнадцать лет.
— И детей у вас нет?
— Нет.
— Как хорошо жить без детей! Я часто вспоминаю то время… Те годы, когда мы еще не завели детей. Для нас с Рафой это была самая счастливая пора… в нашей семейной жизни, я хочу сказать.
— Если в семье нет детей, муж с женой больше любят друг друга, — веско заявляет Ньевес. — Ведь им не приходится растрачивать любовь на кого-то еще, да и старость приходит не так быстро.
— Да ладно вам! Наверняка вы обе можете вспомнить и что-нибудь хорошее… про материнство, — замечает Кова. — Не бойтесь, меня это не задевает.
— Ну конечно есть и хорошие стороны, — тотчас соглашается Ньевес. — Жизнь наполняется… даже слишком… Маленькие дети такие славные! Какое-то время, несколько лет, они доставляют настоящую радость…
— Я бы скорее сказала — несколько месяцев, — поправляет ее Марибель.
— Ты рожаешь детей, растишь их, — продолжает свою мысль Ньевес, — а сама понимаешь, что, по сути, ничего не изменилось…
— Не изменилось? Еще как изменилось! — снова перебивает ее Марибель.
— Я имею в виду… что как личность ты… Да, у тебя прибавилось работы, прибавилось забот, но… все твои недостатки, все твои проблемы остались при тебе, и, собственно, лучше ничего не стало. А потом дети уходят от тебя, когда ты их вырастишь… и ты чувствуешь себя… чувствуешь себя…
— Зато ты породила новую жизнь, — говорит Кова, — ты выпустила ее в мир, ты дала кому-то шанс стать счастливым.
— Ну да, только вот мир наш таков, что никогда не знаешь… — отзывается Марибель.
— Пока мы молоды… — подхватывает Ньевес. — В молодости все уверены, что будут счастливы.
Три женщины разом поворачивают головы в сторону приюта. Судя по всему, вошедшие туда уже добрались до спальни, так как окончательно смолкли их голоса и ни в дверном проеме, ни в окнах не видно мерцающего огонька зажигалки, глядя на который можно вообразить, что по залу, то вспыхивая, то угасая, мечется какое-то волшебное насекомое. Теперь вокруг опять царят мрак и тишина. Квадратная глыба здания грозно высится черной тенью перед площадью. На этот раз молчание нарушает Кова:
— А что все-таки вы сотворили с тем парнем? С Андресом, который так и не приехал сюда?
— Спроси у своего мужа, — отвечает Марибель. — Он ту историю знает лучше, чем кто другой, ведь он все и придумал.
— Неправда, — негодует Ньевес, — мы все вместе это придумали и устроили.
— Он ничего не желает рассказывать. Я спрашивала, но… В самый первый раз он заявил, что не помнит.
Марибель улыбается и презрительно фыркает. Кажется, ей стоит труда удержаться от комментария, но она все-таки заставляет себя смолчать. Ньевес тоже молчит.
— Да вы не стесняйтесь! Я своего мужа знаю, — продолжает Кова. — Он то впадает в депрессию, то закатывает истерику. А потом засыпает.
— Слава богу! Прежде он не спешил засыпать.
Все три дружно смеются.
— Это шутка, — говорит Ньевес. — На самом деле мы славно проводили время вместе. Хотя, добавлю, были просто друзьями, никаких парочек…
— Я имею в виду, что при мне вы можете говорить о нем откровенно все, что думаете, — подчеркивает Кова.
— Уго всегда был самым остроумным, — рассказывает Марибель. — Ибаньес тоже пытался шутить, но выходило слишком тяжело… с чувством юмора у него…
Марибель не заканчивает фразы. Снова появляется желтоватый движущийся огонек и на миг четко высвечивает очертания дверного проема. Потом снова гаснет, что вызывает дружный ропот, сначала едва слышный, а потом все более отчетливый. Один голос звучит неожиданно близко. Это голос Уго.
— Девочки, должен вам сообщить, что зловредное излучение распространилось по всему миру, — провозглашает он нарочито суровым тоном. — Ни один телефон не работает, фонарик Рафы — тоже. Зажигалка Марии — тоже, — добавляет он, перемежая фразы театральными паузами.
Теперь можно увидеть всю группу. Кто-то продолжает попытки вернуть к жизни свой мобильник, хотя и безрезультатно, другие уже отказались от надежды чего-то добиться. По мере того как они приближаются к трем женщинам, отдельные фигуры становятся различимее.
— А Рафа? — спрашивает Марибель.
— Я тут, — слышится голос Рафы с расстояния в несколько метров. — Батарейки разряжены…
— В фонарике?
— Да. Я его раскрутил.
— А откуда тебе известно, что они разряжены? — спрашивает Ампаро.
— Надо дотронуться языком, — поясняет Ибаньес, — и если чувствуешь пощипывание…
— Да, это правда, — подхватывает Ньевес, — если батарейка работает, то чуть-чуть пощипывает, совсем немного.
— А может, вы его просто забыли выключить, — не отстает Ампаро.
— Кто? Рафа?.. Плохо ты его знаешь, — возмущается Марибель, которая, как видно, с большим вниманием следит за разговором.
— Послушайте, соберитесь наконец все вместе, — говорит Ибаньес. — Надо организовать поход к машинам.
— Зачем? — не понимает Уго. — Ты решил уехать?
— Нет, дело не в том, решил я уехать или нет, но… надо бы посмотреть, как ведут себя машины.
— А если с ними все в порядке, то что? Как ты тогда поступишь?
— Машина — это свет, много света. Мы могли бы одну из них пригнать сюда… на площадь… Машина без особого труда одолеет подъем… Потом поставим ее так, чтобы фары били в дверь, как делали прежде…
— Но сейчас у нас ничего не получится, — напоминает Ньевес. — Там же загородка.
— Разумеется… но я тут, между прочим, вспомнил, что Рафа знает, как надо поступить с загородкой, — объясняет Ибаньес. — Когда он излагал свою идею, я отнесся к ней без должного внимания, а теперь… Это может здорово нам помочь.
— Вы что, собираетесь свернуть ограду? — недоумевает Марибель. — И не думайте! Однажды мы хотели взять на буксир машину приятелей, которая… Страшно вспомнить, чем это все закончилось!
— Потому что на дороге грязи было по колено, — оправдывается Рафа.
— Женщины всегда очень беспокоятся о чистоте автомобиля, — не удерживается от комментария Ибаньес.
— Пожалуйста… Послушайте… — подает голос Мария. — Я хочу сказать, что я, лично я, думаю по этому поводу… Мы тут, похоже, начинаем вроде как пугать друг друга — без всякого к тому основания. Судя по всему, действительно что-то случилось с электричеством или еще с чем-то… Но ведь мы ничего не добьемся, если будем действовать наугад, вслепую… В буквальном смысле вслепую… вокруг ни зги не видно… Не забывайте… всего через несколько часов выглянет солнце…
— Да, верно, время-то идет, хотя мы этого не замечаем…
— А сколько сейчас? Хотя… Кстати… часы… Часы-то, надеюсь, работают?
— Часы? Я давно не ношу часов, для этого есть мобильник…
— Да погодите вы, погодите, — просит Уго, — пусть она договорит. Дадим слово молодым.
