— Нет, я все уже сказала, только… не надо забывать, что при свете дня все выглядит иначе, и… я бы, например, не теряла времени даром — его осталось не так уж много. Давайте ляжем здесь и будем любоваться небесами, ведь, возможно, другого такого шанса у нас никогда не будет. И кроме того… Разве не для этого вы сюда и приехали? Полюбоваться на звезды! А теперь собираетесь остаток ночи скакать по горам, как дикие козы, к тому же в потемках, да еще крушить ограды и слепить друг другу глаза светом фар…
— Девочка совершенно права, она дело говорит, — соглашается Уго.
— Как и положено женщине, — подводит итог Ампаро. — Вы, мужчины, слишком много всего знаете; вы такие умные, что это вас губит.
— Не хотелось бы с тобой спорить, — обращается Хинес к Марии, — и уж тем более прослыть трусливым сорокалетним занудой…
— …слишком отягощенным опытом, — вставляет Ибаньес.
— Вот именно, — улыбается Хинес. — Хотя одно другому не мешает. Тем не менее мы вдвоем или втроем могли бы сходить к машинам — они ведь совсем близко, и дорога нам хорошо известна. Но это вовсе не значит, что мы упустим нашу звездную ночь и не насладимся чудным ветерком. В конце концов, до утра еще далеко, у нас есть несколько часов впереди, как бы быстро ни летело время.
— Тогда идите вы с Ибаньесом, — предлагает Марибель, — нам здесь нужен хоть один мужчина… Кто-то ведь должен нас защищать… А вы что подумали? — добавляет она под веселые возгласы окружающих. — Не забывайте, тут водятся кабаны, да еще эта авария с электричеством…
— Все ясно, Хинес, — говорит Ибаньес, — мы с тобой вытянули самые длинные палочки.
— Скорее самые короткие, — чуть слышно бросает Уго.
— Да… будет лучше, если вы дадите нам ключи от ваших машин, — предлагает Хинес. — От твоей, Уго, и от Рафиной…
— Зачем тебе столько ключей? — возражает Уго. — Достаточно проверить одну и…
— Все машины разные, — объясняет Ибаньес. — Вдруг одна заведется, а другая нет.
— Ладно, — соглашается Уго, роясь в кармане, — к тому же это не моя машина, а Ковы.
— Кстати… не знаю, заметили вы или нет, что там была еще одна машина, — говорит Марибель.
— Еще одна?
— Ну да! Мы решили, что это машина Уго, что он приехал раньше нас. А потом оказалось, что Уго добрался сюда самым последним.
— А ты уверена? Вы хорошо посчитали? — спрашивает Ибаньес.
— Конечно хорошо, — отвечает Марибель. — Ты приехал с Ампаро и Ньевес, так? Трое в одной машине…
— Да, но все-таки… А! Все понятно! — говорит Ибаньес. — Это, наверно, машина тех туристов.
— Каких туристов?
— Тех, с которыми я столкнулся вечером, они проходили мимо. — Ибаньес махнул рукой в сторону дороги. — Они несли с собой все для скалолазания и собирались разбить лагерь у реки…
— Скалолазы? — удивляется Мария. — Они обычно пользуются микроавтобусами.
— Ну какая разница! — обрывает ее Хинес. — Не отвлекайтесь, сейчас важно совсем другое. Ампаро, твои ключи нам тоже нужны.
— Я пойду с вами, — заявляет Ампаро, и все головы разом поворачиваются в ту сторону, откуда раздается ее голос. — Я знаю дорогу, ноги меня пока еще слушаются… и я не нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то защищал.
— А зажигалка у кого останется? — спрашивает Ньевес.
— У вас, — успокаивает ее Хинес. — Так вы сможете вытащить сюда спальные мешки и все приготовить. В доме гораздо сложнее обходиться без света. Снаружи еще что-то видно благодаря звездам.
Получив ключи от Ковы и Рафы, двое мужчин и одна женщина выходят на дорогу и начинают подъем по неровной каменистой полосе. В чистом воздухе отчетливо раздаются их шаги — стук подошв по земле и треск камешков, которые летят в разные стороны. Кто-то один из троих, поскользнувшись, чуть не падает, но различить во мраке, кто именно, невозможно. Потом все трое снова шагают вверх по склону в нормальном ритме, удаляясь, пока их фигуры не превращаются в три размытых пятна. Вскоре они окончательно растворяются в темноте, слившись с черным фоном из кустов и деревьев, окружающих дорогу.
Прошло около часа, и за это время все девять человек успели кучкой расположиться на одеялах и спальных мешках — почти в самом центре мощенной плитами площади. Рафа выбрал себе место с южной стороны, и если стоять спиной к двери приюта, то справа от него устроилась Марибель, затем — Ньевес и Ампаро. Кова лежит посередке, за ней — Уго, Мария и Хинес. Ибаньес оказался последним с другого края. Все устроились одинаково: головой к приюту, ногами к дороге. Если бы мы уже не были знакомы с этими персонажами, то вряд ли по голосам определили бы, кто есть кто. Правду сказать, вздумай кто записать их разговор, не имея каких-то конкретных ориентиров, даже отличить женские реплики от мужских не всегда было бы можно.
— Тсс! Помолчите минутку!
— Что случилось?
— Да утихните вы!
— Что там такое?
— Ничего… он просто хочет нас напугать.
— Ну это совсем не трудно. Я имею в виду себя.
— Замолчите же!
Молчание повисает над группой, становясь еще одним участником действия. И сразу же воздух как будто делается плотнее и заполняет собой — во всяком случае, такое создается впечатление — каждый уголок, каждую трещинку в камнях, каждую складку на одежде и в спальных мешках; мало того, он заполняет промежутки между спальниками и плитами, покрывающими площадь. Наступает полная тишина, когда слышно любое, даже едва заметное, движение. Кто-то слабо кашляет, кто-то проглатывает слюну — потом опять ничего, несколько секунд всевластной тишины, когда кажется, что никто даже не дышит. И только тут до них наконец доносится шум реки, бегущей по дну ущелья, — мирный и такой таинственный во мраке плеск воды. И еще шелест листвы в кронах деревьев, колышимых ветром. И вдруг — далекий, одинокий и тоскливый собачий лай.
— Ну? Всё? Откуда, интересно, ты знал, что залает собака?
— Да ничего я не знал! Мне просто хотелось, чтобы вы послушали тишину.
— Охренеть можно! Ты у нас, выходит, поэт!
— Да, тишина… Хотя с тишиной, по-моему, явный перебор получается…
— Если честно, мне было бы как-то поспокойней, если бы сюда донесся шум какой-нибудь машины, а не этот лай.
— Но ведь не зря говорится: где есть собаки, там есть и люди.
— Ага, только люди порой бывают хуже собак.
— А я была бы рада сейчас услышать даже одну из тех машин… Ну из которых орет на полную мощь музыка. Так что судите сами, какое у меня настроение.
— Господи, да неужели вы все и вправду так перепугались? Вам не нравится одиночество?
— Какое еще одиночество? Нас здесь девять человек!
— Ты же понимаешь, что я имею в виду.
— Конечно! Ты имеешь в виду покой, тишину, но… Если честно, то при полном отсутствии электричества, когда не работает ни один прибор и нет возможности связаться с внешним миром или воспользоваться машиной… уж не знаю… но покой получается прямо-таки кладбищенский.
— Да, кстати, Марибель! А ведь мы так и не нашли там той машины-призрака.
— Какой еще машины-призрака?
— Ну той, про которую ты говорила. Якобы она стояла там же, где и наши.
— Наверняка они уехали, пока мы тут веселились.
