— Немного вещей в этом мире ясны и понятны. Очень давно — полагаю, Вы могли бы сказать: когда-то давным-давно, если пожелаете, чтобы сказка звучала напыщенно — с одним из своих учеников у меня были разногласия об особенностях мира, о постоянстве и выносливости и времени. Он считал, что мои методы устарели. Он разработал свой, считая его лучше. Я придерживаюсь мнения, что методология ничего не стоит, если её нельзя преподавать, поэтому он начал обучать. Выставление наших студентов, чтобы те мерились силами друг против друга, поначалу было просто что-то вроде экзаменов, однако, с течением времени, эти экзамены становились всё сложнее. В основе состязания были всегда проблема хаоса и управление им, чтобы посмотреть, которая техника была сильнее. Но одно дело поместить двух конкурентов на арену один на один и ждать, когда один из них ударит о землю. Совсем другое дело, увидеть, как они справляются, когда есть и другие факторы на той же арене вместе с ними. Когда возникают последствия от каждого их действия. Это последнее состязание было особенно интересным. Я признаю, что мисс Боуэн нашла весьма остроумный выход. Хотя и жалею о потери своего ученика в этом процессе. — Он делает глоток вина. — Возможно, он был лучшим учеником из всех, кого мне доводилось учить.
— А Вы полагаете — он мертв? — спрашивает Виджет.
Мужчина ставит свой бокал.
— А Вы полагаете, что нет? — возражает он, после многозначительной паузы.
— Я точно знаю, что он не умер. Так же, как и отец Селии, который так же не мертв, а если точнее, он прямо сейчас стоит у того окна.
Виджет поднимает свой бокал, наклоняя его в сторону затемненного окна у двери.
Отражение в окне, которое могло бы быть седовласым мужчиной в хорошо сшитом пальто, или может быть слиянием отражений от клиентов и официантов, преломлены и размыты из-за уличных фонарей, слегка идет рябью, прежде чем стать совершенно неразличимой на фоне окна.
— Ни один из них не мертв, — продолжает Виджет. — Но их и здесь нет. — Он кивает в сторону окна. — Они в цирке. Они есть цирк. Вы можете услышать его шаги в «Лабиринте». Вы можете услышать аромат её духов в «Облаковом лабиринте». Это удивительно.
— Считаете, лишиться свободы и добровольно заточить себя — это чудесно?
— Это вопрос перспективы, — говорит Виджет. — Они есть друг у друга. Они заключены в пространство, которое, что примечательно, может и будет расти и изменяться вокруг них. В некотором смысле, у них есть мир, связанный только его воображением. Марко обучил меня технике его иллюзий, но я пока еще не овладел ею. Так что да, я думаю, это замечательно. Знаете, он ведь думает о Вас как о своем отце.
— Он Вам так сказал? — спрашивает мужчина в сером костюме.
— Не словами, — говорит Виджет. — Он позволил мне прочесть его. Я вижу прошлое людей, иногда важные детали, если человек доверяет мне. Он доверяет мне, потому что Селия доверяет. Не думаю, что он и дальше Вас винит. Потому что благодаря Вам, он обрел её.
— Я выбрал его, чтобы противопоставить ей и дополнить. Возможно, мой выбор оказался слишком хорош. — Мужчина в сером костюме наклоняется вперед, как будто он собирается что-то заговорщически нашептать, но голос его остается прежним. — Ты же понимаешь, что это была ошибка. Оказалось, что они слишком хорошо друг другу подходили. Слишком увлечены друг другом, чтобы соперничать. А теперь их невозможно разделить. Жаль.
— Полагаю — Вы не романтик, — говорит Виджет, поднимая бутылку, чтобы наполнить свой бокал.
— В молодости я им был, но это было очень, очень давно.
— Могу себе представить, — говорит Виджет, когда меняет бутылку на столе.
Человек в сером костюме на долгое время задумывается, видимо уносясь мыслями в своё долгое прошлое. Самое долгое, которое Виджету когда-либо приходилось встречать. Он может прочесть только какие-то эпизоды его прошлой жизни, большая часть не выдержала проверку временем и канула в Лету. Эпизоды, касающиеся цирка понятны и просты для его понимания.
— Я выгляжу стариком?
— У Вас нет тени.
Человек в сером костюме выдавливает из себя улыбку, единственное значимое изменение выражения его лица за весь вечер.
— Вы весьма проницательны, — говорит он. — Ни один человек из сотни, а то и из тысячи, не замечает столько, сколько Вы. Да, мне очень много лет. В свое время я повидал много чего. Кое-что я предпочел бы забыть. Но за этим следует, в конце концов, потеря личности. Так или иначе, всё ведет к этому. Со временем всё исчезает. И я не являюсь исключением из этого правила.
— Вы собираетесь закончить так же как он? — Виджет кивает в сторону окна.
— Очень надеюсь, что нет. Я принимаю неизбежное, даже, если у меня есть способы откладывать это самое неизбежное в долгий ящик. Он искал бессмертия, которое само по себе является ужасной вещью. Для поиска. В итоге он ничего не ищет, а только избегает неизбежного. Он дойдет до того, что будет презирать свое состояние, если с ним уже этого не произошло. Я надеюсь, что мой ученик и твоя наставница — более удачливы.
— Вы имеете в виду… Вы надеетесь, что они смогут умереть? — спрашивает Виджет.
— Я имею в виду только то, что надеюсь, что они найдут тьму или рай, не боясь этого, если смогут. — Он помолчал, прежде чем добавить. — Я надеюсь на это для тебя и твоих сотоварищей.
— Спасибо, — говорит Виджет, хотя он не вполне уверен, что разделяет его чувств.
— Я послал Вам с Вашей сестрой колыбельку, чтобы поприветствовать вас в этом мире, по крайней мере, я могу пожелать вам ни о чем не жалея покинуть его, так как я очень сомневаюсь, что у меня получиться, когда придет время, сделать это лично. На самом деле, я надеюсь, что меня уже не будет.
— Не хватает магии, чтобы продлить жизнь? — спрашивает Виджет.
— Магии, — повторяет мужчина в сером костюме и смеется. — Это не магия. Это иной способ развития мира, всего горстка людей способны остановиться и увидеть это. Оглянись вокруг себя, — говорит он, махнув рукой вокруг из столика. — Ни один из них даже понятия не имеют о вещах, которые возможны в этом мире, и, что еще хуже, никто из них не захочет слушать, если ты попытаешься просветить их. Им хочется верить, что магия ничто иное, нежели просто умная хитрость, потому что это помогает продержаться им во мраке, боясь своего же существования.
— Но некоторые люди могут быть просвещенными? — спрашивает Виджет.
— Верно, подобным вещам можно обучиться. Это проще с людьми помоложе. Безусловно, есть и разного рода фокусы. Не та ерунда с кроликом в шляпе, а способы создания вселенной более доступной. В наши дни найдется очень и очень немного людей, которые захотят потратить время на обучение этому, к сожалению, еще меньшие количество обладают естественным даром. Вы со своей сестрой стали непредвиденным результатом в следствии открытия цирка. Как Вы распоряжаетесь своим талантом? Каким целям он служит?
Виджет обдумывает сказанное мужчиной в сером костюме, прежде чем ответить. Вне цирка, кажется, есть мало мест, для подобных вещей, хотя, возможно, это часть человеческой натуры.
— Я рассказываю истории, — говорит он.
Это самый правдивый ответ, что у него есть.
— Рассказываете истории? — спрашивает мужчина, интерес в его голосе почти осязаем.
— Истории, сказки, притчи, бардовские летописи, — говорит Виджет. — Все равно, как назови. То, что мы обсуждали ранее, являющиеся более сложным, чем они были. Я беру кусочки прошлого, которое вижу и объединяю их в повествование. Это не так важно, и не поэтому я здесь…
— Это важно, — перебивает его человек в сером костюме. — Кто-то обязательно должен рассказывать эти сказки. Когда прошли бои, есть победители и побежденные, когда пираты находят клад, а драконы поедают своих врагов на завтрак, запивая чашечкой душистого лапсанг сушонг[24], кто-то должен сложить из них увлекательный рассказ. И в этом тоже есть магия. В каждом, кто услышит такую сказку, пусть-то будет поучительная история или притча, непременно произойдут перемены, но они, скорее всего не смогут объяснить, как это повлияло на них. Изменения произойдут в самых приземленных вещах, проникая в глубинные душевные материи. Вы можете рассказать
