Они все полностью перепутаны, но то, что это именно то самое, не вызывало никаких сомнений. Она берет в руки несколько чертежей и совмещает их друг с другом, располагая один за другим.
— Эти чертежи не к этому зданию, — объясняет она, пока Чандреш наблюдает за ней с любопытством. — На них новое здание.
Она снимает другую кипу чертежей с двери, варианты того же самого возможного входа, и кладет их рядом вдоль пола, позволяя каждому уводить за собой в другую комнату.
Чандреш наблюдает за ней, когда она перекладывает планы и на его лице появляется ухмылка, когда он начинает понимать, что она делает.
Он вносит изменение в поток бумаги с берлинской лазурью, отвечая на её систематизацию, окруженные точными копиями древних египетских храмов с колонками увешанные книжными полками. Они сидят вместе на полу, объединяя комнаты, залы и лестницы.
Чандреш начинает звать Марко, но останавливается.
— Я забыл, что его нет, — говорит он Поппете. — Однажды он ушел и не вернулся. Даже не оставил записку. Как думаешь, тот кто постоянно их писал, мог бы и оставить одну.
— Мне кажется, его отъезд был внезапным, — говорит Поппета. — И я знаю, он сожалеет, что не может урегулировать свои обязанности здесь должным образом.
— Не знаешь, почему он ушел? — спрашивает Чандреш, глядя на нее.
— Он ушел, чтобы быть с Селией Боуэн, — говорит Поппета, и не может сдержать улыбку.
— Ха! — восклицает Чандреш. — Не думал, что он на это способен. Молодцы. Предлагаю тост.
— Тост?
— Ты права, здесь нет шампанского, — говорит Чандреш, отодвигая батарею пустых бутылок из-под бренди, сбрасывая при этом с другой стороны кипу эскизов. — Мы посвятим им комнату. Как думаешь, что им понравится?
Поппета смотрит на чертежи и эскизы. Там есть несколько, которые, как она думает, могут понравится кому-то из них или им обоим. Она останавливается на рисунке круглой без окон комнаты, освещаемой лишь светом, который просачивается сквозь воду пруда с карпами кои над ней. Безмятежно и очаровательно.
— Вот эта, — говорит она.
Чандреш берет ручку и пишет на краю бумаги: «Посвящается М.Алисдэру и С.Боуэн».
— Хотите, я помогу Вам найти нового ассистента, — предлагает Поппета. — Останусь в Лондоне на некоторое время.
— Я был бы тебе признателен, дорогая. — Большой саквояж, который Поппета поставила на пол неподалеку, внезапно падает с мягким стуком. — Что в сумке? — спрашивает Чандреш, внимательно глядя на нее с некоторой тревогой.
— Я принесла Вам подарок, — весело говорит Поппета.
Она берет сумку, бережно ее открывает и достает из нее маленького черного котенка с белыми пятнами на ногах и хвосте. Выглядит он так, словно его обмакнули в сливки.
— Её зовут Ара, — говорит ему Поппета. — Она приходит, когда ее зовут, и знает несколько трюков, но больше всего ей нравится внимание и посиделки на окнах. Я подумала, Вам понравится эта компания.
Она ставит котенка на пол и держит над ним руку. Котенок встает на задние лапы с тихим мяуканьем и лижет пальцы Поппеты прежде, чем обращает внимание на Чандреша.
— Здравствуй, Ара, — говорит он.
— Я не собираюсь возвращать Вам Вашу память, — говорит Поппета, наблюдая за Чандрешом, когда котенок пытается ползать у него на коленях. — Не знаю даже, смогла бы я, если бы попыталась, хотя у Виджа, вероятно, получилось бы. На данный момент, не думаю, что Вам нужен подобный груз. Мне кажется, лучше будет глядеть вперед и не оглядываться назад.
— О чем ты говоришь? — спрашивает Чандреш, поднимая котенка и почесывая ему за ушком, слушая как тот мурчит.
— Ни о чем, — говорит Поппета. — Спасибо, Чандреш.
Она наклоняется и целует его в щеку.
Как только ее губы коснулись его кожи, Чандреш чувствует себя лучше, чем за все годы, словно последний он бродил в тумане, а теперь пелена спала. Его ум ясен, планы музея начинают образовывать единое целое, идеи для будущих проектов, которые вырисовываются настолько осязаемо, что казалось, они уже были практически готовы к воплощению в жизнь.
Чандреш с Поппетой проводят часы, приводя в порядок и добавляя новые чертежи, создавая будущее пространство для антиквариата и предметов искусств.
Пока они работали, лапки черно-белого котенка игриво скручивали бумагу.
Предания
— Предания имеют особенность со временем меняться, мой мальчик, — говорит мужчина в сером костюме и в его голосе слышна едва уловимая печаль. — Здесь нет ни борьбы между добром и злом, нет чудищ, дев, нуждающихся в спасении. Большинство барышень вполне могут спасти себя сами, по крайней мере, по моему опыту. Во всяком случае, те, кто чего-то стоят. В мире больше не осталось простых повествований с поисками приключений и чудовищами и счастливыми развязками. В поисках приключений в рыцарских романах не хватает ясности цели или стези. Чудовища принимают различные формы и их трудно распознать какими они есть. И в этой истории нет настоящего окончания, счастья или наоборот. События идут своим чередом, они пересекаются и размываются, твой рассказ лишь часть истории твоей сестры, которая является частью истории многих других историй, и никто не знает, куда они могут привести. Борьба добра со злом гораздо сложнее, чем спасение принцессы от дракона, или девочки в красной шапочке от волка. А разве дракон не герой в своей собственной истории? Да ведь и волк не ведет себя как волк? Хотя, наверное, это какой-то странный волк, который идет на такие ухищрения, как переодевания в платье бабушки, чтобы позабавится со своей добычей.
Виджет отпивает вино из своего бокала, взвешивая слова, прежде чем заговорить.
— Но разве это не означает, что простых сказок никогда не существовало? — спрашивает он.
Мужчина в сером пожимает плечами, затем он поднимает бутылку вина со стола, чтобы наполнить свой бокал.
— Это — сложный вопрос. Душа самой истории и общие представления, стоящие за ней — это просто. Время меняется и вносит свои коррективы, делая их больше, нежели предание, больше, чем просто составляющая отдельных частей. Но на это требуется время. Истинным сказкам требуется время и знания, чтобы стать тем, чем они на самом деле являются. — Их официант останавливается перед столиком и перекидывается несколькими фразами с Виджетом, не обращая никакого внимания на мужчину в сером костюме. — На скольких языках Вы говорите? — спрашивает мужчина, когда официант уходит.
— Никогда не подсчитывал, — говорит Виджет. — Я могу начать говорить на каком угодно, стоит мне один раз услышать достаточно, чтобы понять принцип.
— Впечатляет.
— У меня естественным образом получается схватывать на лету какие-то отдельные слова и произношение, а Селия научила меня, как находить модель, чтобы собрать звуки воедино в целые предложения.
— Надеюсь, она была лучшим учителем, чем её отец.
— Из того, что я знаю о её отце — они совершенно разные. Она, для начала, никогда не заставляла ни Поппету, ни меня играть в сложные игры.
— Вы ведь даже толком не знаете, что это за состязание было, на которое Вы намекаете? — спрашивает человек в сером костюме.
— А Вы? — спрашивает Виджет. — Как по мне, оно было не очень ясно.
