как увидела мой?
Цукико улыбается и ставит пиалу с чаем на пол перед собой. Затем она отворачивает ворот кимоно, обнажая шею. На задней части шеи, на островке между символами татуировки, в кривом полумесяце ютился бледный шрам по форме и размерам, напоминающий кольцо.
— Шрамы остается с нами на куда большее время, чем длится игра, как ты видишь, — говорит Цукико, поправляя кимоно на плечах.
— Этот шрам остался от кольца моего отца? — интересуется Селия, но Цукико ничего не отрицает, не подтверждает.
— Как тебе чай?
— Зачем ты здесь? — в ответ спрашивает Селия.
— Я была нанята в качестве акробатки.
Селия ставит пиалу на пол.
— У меня нет настроения, играть в эти игры, Цукико, — говорит она.
— Тебе следует продумывать свои вопросы более тщательно, тогда ты сможешь получить на них исчерпывающие ответы.
— Почему ты никогда не рассказывала мне, что тебе известно о состязании? — спрашивает Селия. — Для чего было притворяться?
— Я была связана договоренностью, что не выдам себя до тех пор, пока меня об этом не спросят напрямую, — отвечает Цукико. — Я держу своё слово.
— Зачем ты явилась в цирк, в самом начале?
— Мне было любопытно. С тех пор, как я участвовала в состязании, подобных больше не проводилось. Я не собиралась оставаться.
— Тогда почему осталась?
— Мне понравился господин Лефевр. Место проведения моего состязание было куда скромнее, а это показалось мне исключительным. Так редко появляются места, которые действительно являются уникальными. Я осталась наблюдать.
— Ты наблюдала за нами, — говорит Селия.
Цукико кивает.
— Расскажи мне об игре, — просит Селия, надеясь получить прямой ответ, сейчас, когда Цукико стала более сговорчивой.
— Она больше, чем тебе кажется, — говорит Цукико. — В своё время, я точно так же не понимала правил. Речь идет не только о том, что ты называешь магией или волшебством. Ты полагаешь, что создавая новый шатер, цирк делает шаг вперед? Но все гораздо сложнее. Всё, что ты делаешь, в любую секунду дня и ночи, движет цирком. Как будто при тебе всегда есть шахматная доска, но на ней нет ни полос, ни канвы. Однако у тебя и твоего противника нет такой роскоши как четкие квадраты, чтобы остаться на них.
Селия обдумывает сказанное, пока отпивает чай. Попытка примириться с тем фактом, что все, что произошло с цирком, с Марко, было частью игры.
— Ты его любишь? — спрашивает Цукико, глядя на нее с задумчивым взглядом с намеком на улыбку, которая должно быть означала сочувствие, но Селии всегда было трудно прочесть выражение лица Цукико.
Селия вздыхает. Похоже, она не может найти достойной причины, чтобы всё отрицать.
— Люблю, — говорит она.
— И ты веришь, что и он тебя любит?
Селия не отвечает. Её беспокоит формулировка вопроса. Всего несколько часов назад, она была уверена в его любви. Теперь же, сидя в этой пещере из легчайшего надушенного шелка, то, что казалось незыблемым и несомненным, теперь выглядело таким хрупким и неуловимым, как пар над пиалами.
— Любовь непостоянна и мимолетна, — продолжает Цукико. — Она редко когда является прочным фундаментом для принятия решений, в любой игре.
Селия закрывает глаза, чтобы унять в руках дрожь. Возвращения контроля над своими чувствами занимает у неё больше времени, чем бы ей хотелось.
— Исобель когда-то считала, что он любит её, — продолжает Цукико. — Она была в этом уверена. Вот почему она оказалась в цирке, чтобы помочь ему.
— Он, в самом деле, меня любит, — говорит Селия, хотя, когда эти слова срываются с её губ, они не звучат так же убедительно, как у неё в голове.
— Возможно, — отвечает Цукико. — Он очень опытный манипулятор. Тебе самой ни разу не приходилось лгать, говоря им только то, что те хотят услышать?
Селия не знает, что хуже: знание того, что по окончании игры один из них умрет или вероятность того, что она для него ничего не значит. Что она всего лишь квадратик на шахматной доске. В ожидании того, когда ей будет предъявлен шах и мат.
— Это вопрос точки зрения, разница между соперником и партнером, — говорит Цукико. — Ты делаешь шаг в сторону, и один и тот же человек может стать тем или иным, а может быть и кем-то совсем иным. Трудно сказать, какое лицо окажется настоящим. И у тебя есть много факторов, чтобы не иметь дел со своим оппонентом.
— А ты сотрудничала со своим соперником? — спрашивает Селия.
— Место проведение моего состязания не было таким грандиозным. Вовлечено было меньшее количество людей, меньше было движения и развития. С отсутствием состязания, там не за что было держаться, нечего спасать. Большая часть из того, что осталось, полагаю, теперь чайный сад. Я не вернусь в то место, потому что состязание окончено.
— Цирк сможет продолжить свое существование, после того, как состязание… завершиться, — говорит Селия.
— Это было бы чудесно, — говорит Цукико. — Отдаю должное твоему герр Тиссену. Однако будет трудно сделать цирк полностью независимым от тебя и твоего соперника. Ты взяла на себя большую часть ответственности за все это. Ты жизненно необходима для его функционирования. Если я бы я вонзила нож в твою грудь прямо сейчас, поезд потерпит крушение?
Селия ставит свою пиалу на пол, наблюдая, как плавное движение поезда отзывается рябью на поверхности жидкости в пиале. Она прикидывает в уме, сколько времени потребуется, чтобы остановить поезд, пока она сможет заставить биться свое сердце. Девушка решает, что это вероятно будет зависеть от ножа.
— Возможно, — говорит она.
— Если бы я погасила костер, или это сделал его хранитель, то тоже возникли бы проблемы, да?
Селия кивает.
— Тебе должно быть придется трудно, если ты ожидаешь, что цирк продолжит свою работу, — говорит Цукико.
— Предлагаешь свою помощь? — спрашивает Селия, надеясь, что та сможет помочь в расшифровке системы Марко, в связи с тем, что у них один и тот же наставник.
— Нет, — говорит Цукико, изящно качает головой, смягчая улыбкой свой резкий отказ. — Если ты станешь не в состоянии управлять цирком должным образом сама, я вмешаюсь. Это уже продолжается слишком долго, но я дам тебе некоторое время.
— Сколько времени ты мне дашь? — спрашивает Селия.
Цукико отпивает чай.
— Время мне не подвластно, — говорит она. — Поживем-увидим.
Они сидят в задумчивой тишине в течение части того времени не поддающегося контролю, шелковые занавески мягко колышутся в такт движению поезда, и их окутывает аромат имбиря и сливок.
— Что случилось с твоим соперником? — спрашивает Селия.
Цукико не смотрит на Селию, а не опускает взгляд на свою пиалу с чаем, когда отвечает.
— Мой противник теперь столп праха, где-то на поле в Киото, — отвечает она. — Если конечно ветер и время не разнесло пепел по свету.
