Подошел официант и все сделали заказ: разные салатики из грибков и сибирских ягод, на горячее — осетрину. Хотели еще взять коньяк, но Боря, помня, что его знакомые не пьют, воспротивился.
— Это еще зачем? — он нахмурился.
— Для поддержки коллектива, — робко сказал Ал.
— Коллектив сам себя поддержит. Ира клюет, как воробышек, Ваня чисто символически одну рюмку целый вечер цедит, чтобы не подавать своим парням дурной пример. Так что пьющий коллектив — я один. Вы же дуйте свою любимую минералку, а лучше соки закажите.
Все последовали его совету.
— Ну, — продолжил Щербаков, — рассказывайте, когда народ наше кино увидит?
— К Новому году или на святки, — ответила Оля. Мы пока канал выбираем. ОРТ или «Россию». Там и там — хорошие предложения.
— Погоди, Олечка, у тебя же с «Первым» было все налажено. Они что-то твое крутили?
— Ха! — фыркнул Ал. — Даже на «Тэффи» выдвинули.
— И что?
— Не доросли мы еще до победы.
— Мало дали, — убежденно объявил артист.
— Не суетись, Щербаков, — одернула его Оля. — Мы своего не упустим. Сначала надо засветиться.
— И то верно, — согласился он. — Вас еще мало знают. А здесь какими ветрами? Вы ж в Москве чуть ли не каждый месяц бываете, но свидеться не можем. А тут на тебе…
Принесли салатики. Борис Васильевич плеснул себе коньяк, они — соки.
— За встречу!
— Скажу откровенно, Боря, натуру приехали выбирать.
Щербаков перестал есть и внимательно посмотрел на Ольгу.
— Натуру? Что, новый проект затеваете?
— Угу, — промычала, наслаждаясь грибочками, Оля.
Честно говоря, ни о каком новом проекте Алу слышать не доводилось. Но зная свою жену, он внимательно подумал, понял и тут же согласился.
— Фильм?
— Угу…
— Знаете, ребята, я ведь из МХАТа ушел…
— Ты же сам нам рассказывал.
— Знаю. Кому я только не рассказывал? Все газеты трубили. Но дело не в этом. Я теперь абсолютно свободный художник…
— Брось, Борис Васильевич, — улыбнулась Оля. — Как только идея пришла, я сразу о тебе подумала.
Ал ей поверил, поскольку ее идея и Щербаков возникли одновременно.
— Это здорово! — обрадовался артист. — Я вас не подведу. По-моему, тот старичок-бандит неплохо получился. Самому жутко было, когда рабочий материал смотрел.
Интересно, что бы сказал Борис Васильевич, если б узнал, что снимался не в сочиненном ужастике, а в самом натуральном документальном фильме, воспроизводящем подлинные события. А его старичок не вымышленный персонаж, а родной дядя жены его приятеля. Правда, имена заменены, и Ала с Ольгой играли другие артисты, помоложе. А так, все как было. Ал тоже испытал жуть, когда Щербаков в роли того старикашки стоял на берегу и целился в него из пистолета. То есть, в кино, конечно, не в него, но он словно наяву пережил все заново. Вспомнил себя, погруженного по горло в воду, уверенного, что деваться некуда и ему — полные кранты! Кстати Малыш в том фильме сыграл самого себя. Согласитесь, лучшей кандидатуры на эту роль не найти… Ох, Малыш, Малыш!
— И о чем наша будущая кинокартина? — артист весело поднял рюмку. — Тоже об оборотнях?
— Нет, о вампирах.
Он чуть не поперхнулся:
— Час от часу не легче!
Кстати, Ваня тоже на мгновенье забыл о своей челюсти, и она маленько отъехала вниз. Только Ира продолжала безмятежно кушать.
— Это что, мне зубы отращивать?
Ольга рассмеялась:
— Не смеши, Боря, подавлюсь. Какой из тебя вампир? Вампиры, они, знаешь, какие?
— Не маленький, догадываюсь.
— Молодец! — она любила играть на грани фола. — А ты же у нас красавец. Разве можно всенародного любимца уродовать? Нет, у меня для тебя есть кое-что получше. Как ты смотришь на благородного офицера, ссыльного декабриста, к тому же талантливейшего архитектора?
— Нормально смотрю. Я люблю костюмные роли, только их мало.
Щербаков задумался, видимо, пытался вспомнить себя в жабо или старинном колете. Потом он глубоко вздохнул и налил себе еще рюмку. Вообще, артист пил классно, ответственно. Ал такого прежде никогда не видел. Например, до съемок четыре часа, а он — ни лалы, ни мамы. Считай, день пропал. Он ложится спать, через пару часов просыпается и… ни в одном глазу. Пока гримируется, успеет, плут, пропустить рюмочку, зато на съемочной площадке, как огурчик, и талант из него — через край. В принципе, ничего из ряда вон — все великие русские актеры такие.
Долго ли, коротко, за тихими беседами и полночь минула. Ира уже давно деликатно прикрывала рот ладошкой, и ее милостиво отпустили спать. Ресторан пустел — кто уезжал в город, кто поднимался в номера. А они все наговориться не могли. Ваня слушал во все уши, Борис Васильевич постепенно хмелел, но держался орлом, а Ал, пользуясь оказией, начал клянчить у него работы. Дело в том, что Щербаков не только великолепный артист, но еще и художник, талантливый резчик по дереву. Он, как и Ал, увлекается коллекционированием картин и всяких раритетов. У него дома, на Тверской, в двух минутах ходьбы от родного МХАТа — теперь уже бывшей службы, — среди картин, древних лампад, кадил, подсвечников и прочей церковной утвари — работы по дереву. Его собственные… Там и русские воины, и святые, и чудные узоры, в которых светится тепло дерева. Но самое главное, при всей щедрости души, что касается своих работ — он невероятно жаден и чертовски скуп. Не дарит и не продает… Вот такой у него недостаток.
— А почему вы решили снимать в Сибири? — увиливал он от просьб Ала.
— Так придумалось, — немногословно пояснила Ольга.
— В Сибири… — хмыкнул Щербаков, — по-моему, этой нечисти и в Москве навалом. Мегаполис просто притягивает эту сволочь.
— Ты что, с ней встречался?
— Со сволочью? Сколько угодно!
— Ты знаешь, о ком я спрашиваю.
— Кто его знает, Олечка? Сидишь, разговариваешь с человеком, сразу видно — гад натуральный, а вот вампир ли — вопрос. Он же не признается…
— Они могут себя и за приличных людей выдавать, — объяснил Ваня.
Щербаков удивленно посмотрел на него, потом перевел взгляд на друзей.
— Вы что, ребята, серьезно? Так говорите, будто они на самом деле существуют.
Все стушевались.
— Боря, — когда постоянно о чем-то думаешь, начинаешь в это верить, как в реальность, — сказала Ольга. — Тем более, что сроки торопят, как бы натура не ушла. Хотим начать съемки, пока зима. Ал уже сценарий пишет, так что готовься, после Нового года приступим.
— А почему зимой?
— А когда еще Сибирь снимать? Ее колорит как раз в зиме. Заснеженные просторы, вьюги, метели, мороз… У большинства людей она именно с этой суровой порой ассоциируется. Как твой Санкт-Петербург с белыми ночами. Борис Васильевич родился и вырос в Ленинграде.
— Убедила, — согласился артист, — буду ждать от вас сигнала.
Он улыбнулся, Ал с Ольгой — в ответ, и улыбками подтвердили свой договор. Настроение было
