Художник Володя Степанов:
— Сидим в Челюскинской во дворике на скамейке с немцем, разговариваем. Вдруг к нам подходит поляк и заявляет: «Вот русский с немцем сидят. Дай-ка я посижу между вами!» Сел, встал и ушел. А немец насупился и говорит: «Что это он — хочет нас разделить и рассорить?»
У Лени на столе обрывки бумажек:
«9564520
Джульетта»
и
«9417280
Джоконда».
— Ну, — говорю, — у тебя и телефончики!..
— Нет, ну как же так? — спрашивает Дора у Лени. — Марина молодец, конечно, что сидит, работает, но почему она не приходит к нам на вечера и торжественные приемы?
— Так я возвращаюсь и все ей рассказываю, — отвечает Леня. — Какие приносили креветки, осьминогов, устриц, рапанов, жареную рыбку, потом смена блюд, пицца, белое вино в кувшинах!.. Мороженое… Она все запишет, живо себе все представит, и ей этого вполне достаточно!..
«И вот, Марина, когда грянул гром, и я сидела в печали, мне привезли павлина, — пишет Юля. — Я договаривалась, что возьму его в Михайловское в питомник. Там не хватает мальчиков. Он без хвоста (перья к августу у мальчиков опадают). Я его выпустила, он забегал по комнате. Все быстрей и быстрей. И я сразу забыла о печали. Как забыла я о печали, когда у меня ночевало восемь кроликов породы французский баран. Вот это была ночь! Повсюду одни кролики — на компьютере, в кровати, на столе! Они прыгали, играли, веселились!.. Будьте здоровы, Ваши Юля, Басё, Ирма, Хиддинк и другие».
Леня в Доме творчества писателей вывесил объявление:
«Рукописи в унитаз не бросать!»
— Вы, писатели, — корил он меня, — ищете не Истину, а КАК сказать — все равно ЧТО…
Люся:
— Внешне мне нравится Дантес, а внутренне — Пушкин!
Кто-то грозно:
— У нас в Казани не шутят!..
— …Он солдат беглый из Оренбурга, повар, глаза горят: «Дай, — говорит, — перекинуться в штатское». Сам огромный, как Валуев, а обувь — 38-й размер. «Я сдавал омлет на экзамене. Взбил яйцо, муки, молока, все сделал — а он у меня НЕ ВЗОШЕЛ!!! Мастер — мне: да ты присыпь зеленью, не заметят!..»
— Ты что думаешь, людей можно смертью испугать? — говорил Даур. — Смерть ходит между них, равнодушная…
— У тебя есть один недостаток, — он говорил мне, — это я.
Иду в метро в конце июля, смотрю, из железной урны торчит зеленый хвостик. Я за него потянула и вытащила шикарный букет огненно-красных гладиолусов. Принесла домой, поставила в вазу, и целый август на них распускались все новые и новые цветы.
Люся — на это буйное цветение:
— Мариночка! А твои гладиолусы достоят до 17 сентября? А то у Визбора годовщина…
— Но все-таки главной песней у Визбора была не «Милая моя, солнышко лесное!..», — утверждал Юрий Коваль в телепередаче «Театр моей памяти», — а «Хули вы наш ботик потопили»!..
Юрий Кушак встречает директора бывшего Дома детской книги Ольгу Корф.
— А что там сейчас вместо Дома детской книги, Оля? — он спрашивает.
— «Сити-банк», — с отвращением отвечает Ольга.
— Так тебе надо было остаться и стать директором «Сити-банка»!..
Я — маленькому Сереже:
— Лучший в мире философ Сократ сказал: «Единственное, что я знаю, — что я ничего не знаю».
— Нет, лучший в мире философ — один японец Ямаса.
— А что он говорил?
— Он? Ничего не говорил. Он все время молчал.
— Может, он просто-напросто немой? Какое у него основополагающее изречение?
Сережа, наморщив лоб, будто припоминая давно забытое:
— Он что-то сказал перед смертью, какое-то важное слово, сейчас-сейчас, мне говорили, но я забыл. А! Вспомнил. Он сказал: «Луковица».
Сергей — уже женатый:
— Вероник! Мой папаша часы, которые мы ему подарили, совершенно не носит. Может, подарим их кому-нибудь?
— Кому? — удивляется Вероника.
— Твоему папаше.
Мужик шел по улице с надписью на майке «Я русский», но написано вверх ногами, чтобы не эпатировать никого, только самому человеку будет видно, если он забыл.
В метро едет благостная бабушка в майке, на груди написано «FUCK». Наверно, внук отдал. А что? — подумала. — Чистый хлопок, в жару хорошо, тело дышит…
— Вот почему вы ходите в оранжевом! — догадался наш Сережка. — Боитесь, чтобы вас не спутали с обычным серым большинством — надеетесь, что вас сверху заметят и спасут!..
— Путей много, но Бог один, — сказал Даур, — и, возможно, на зайце суфизма я доскачу до твоего слона индуизма и буддизма.
— А Истина, — говорил Даур, — заключается в том… в чем она заключается!
Однажды Коваль сказал:
— Вот напишу роман и умру.
Написал… и умер.
— Ах, вы какие, — горевал Леня. — Как же так можно говорить? Надо: «Напишу роман и начну
