рассчитывает этот первый? Ну, допустим, он меня догонит – и что? В упор я, наверное, не промахнусь даже на скаку. Или он в охотничьем азарте не заметил, что оторвался от своих?
– Дольф, у него огнебой!
Ага. У меня тоже. И пора уже, кажется, его достать… Я расстегнул куртку, впуская за пазуху режуще холодный ветер.
– Остановись! – услышал я. – Или я застрелю девчонку!
Ну правильно! В меня им стрелять нельзя, в мою лошадь тоже – при падении с коня на такой скорости недолго свернуть шею. Но в отношении Эвелины приказ, очевидно, был не столь строгим.
– Дольф, не вздумай! – вскрикнула Эвьет. В этом крике было не просто предостережение против неразумного поступка. В этом крике был весь ужас перед перспективой вновь оказаться в руках правителя, интересующегося чужими тайнами. Лучше уж быстрая смерть от огнебоя, чем опять это! И совершенно неважно, как этого правителя зовут…
– Я и не собираюсь! – заверил я ее. Никто, никогда и ничем не заставит меня добровольно пойти на заклание. Грифонцы уже убедились в этом, теперь, очевидно, черед йорлингистов. Я вытянул из-под куртки огнебой. Черт… пальцы окоченели, несмотря на перчатки, и почти не слушаются…
Выстрел! Я вздрогнул всем телом. Нет, это всего лишь звонкий щелчок плети, которой он хлещет коня. Я, примериваясь, посмотрел сперва через правое, потом через левое плечо. Черт, он скачет сзади и немного слева, в такой позиции прицелиться в него правой рукой почти невозможно. Зато спина Эвьет перед ним, как на ладони! Мой учитель одинаково хорошо владел обеими руками и более того – даже умел писать ими одновременно два разных текста. Но я, увы, так и не освоил это искусство. Никогда не пробовал стрелять левой, и вряд ли у меня хорошо получится…
Выстрел! Теперь уже настоящий! Я почувствовал, как дернулось тело Эвьет.
– Ты…
– Я цела, Дольф! Он промазал!
А может, и нет, подумал я. Он мог выпалить мимо специально. Слабое место любого шантажиста в том, что реализация его угрозы автоматически означает его проигрыш. Но у него только четыре заряда – теперь уже три – и он не станет тратить их впустую и дальше… Я с сомнением переложил огнебой в левую руку.
– Дубина криворукая! – издевалась над врагом Эвьет. – Стрелять научись сначала, деревенщина! Дождались с охоты Жеана-холопа: прицелился в утку – попал себе в…
Окончание стишка скрыл шум тяжело рухнувшего тела; отрывистый звон сбруи, хруст ломающихся костей и сдавленный крик слились практически в один звук. Я еще успел додумать до конца мысль о том, откуда благовоспитанная баронесса знает такие стишки (не иначе, научили дворовые девки во время совместных походов по грибы), и лишь потом сообразил, что случилось.
– Он упал! – радостно кричала Эвьет. – Вместе с конем!
– Но я не стрелял!
– Я знаю! Это все его конь!
Споткнулся? Вряд ли, дорога ровная, и луна, висящая уже прямо по курсу, хорошо ее освещает. Скорее всего, сокращая разрыв с нами, всадник просто загнал своего скакуна так, что тот даже не успел остановиться – умер прямо на бегу. Даже лошадиное сердце может не выдержать…
– Он не встает, – поведала Эвьет, все еще глядя назад и имея в виду, конечно, всадника.
– Кто-нибудь из них остановился ему помочь?
– Нет! Перепрыгнули через него, чуть не затоптали!
Ну еще бы. У них есть задача поважнее. Даже его огнебой так и оставили валяться на дороге, а уж это куда существенней какой-то там человеческой жизни. Приказ Йорлинга на сей счет поблажек не допускает, но тут два приказа вступают в противоречие. Наверное, надеются подобрать на обратном пути.
Подъем, наконец, закончился, хотя и не сменился спуском, как я ожидал. Впереди, у самого горизонта, я различил несколько слабо светящихся искорок – видимо, огни какого-то поселения. Нам, конечно, нечего было надеяться найти там убежище, но в любом случае дорога вела туда.
По словам Эвьет, продолжавшей наблюдать за нашими преследователями, теперь среди них не было явного лидера. То одному, то другому удавалось, нахлестывая коня, вырваться вперед и сократить разрыв – но и я, погоняя Верного, всякий раз вновь восстанавливал status quo. Больше я, а точнее, мой конь, уже не подпускали их на дистанцию, удобную для стрельбы. Конечно, даже короткоствольный огнебой вполне может поразить цель с сорока-пятидесяти ярдов – но не в условиях бешеной скачки как стрелка, так и мишени.
Какое-то время сохранялось это неустойчивое равновесие. Мы сражались за свою жизнь и свободу, наши преследователи, в общем-то, тоже – Ришард не простил бы им провала. Но, наконец, несмотря на все их усилия, Верному удалось добиться большего: разрыв снова стал постепенно увеличиваться.
Меж тем впереди росли очертания средней величины города. Огни, которые мы видели издали, горели всю ночь на его стенах и башнях, дабы вражеский лазутчик не смог перебраться через стену незаметно для стражи. Ворота, разумеется, были закрыты, и никто не впустил бы нас внутрь – да я и сам не стал бы искать спасения в таком месте. Хватит с меня Лемьежа.
Но те, кто гнались за нами, рассуждали иначе. Они были йорлингистами, и они преследовали людей, скакавших в направлении лангедаргского города – вполне естественно, что они заподозрили, будто он и является нашей целью. И, конечно, сколь бы ни были истощены грифонские силы, пятеро всадников, даже с огнебоями, едва ли могли совладать с бойцами городского гарнизона, вздумай те открыть ворота и прийти нам на помощь. Пара десятков – да, но не пятеро.
Грохнул выстрел. За ним почти сразу – второй и третий. Понятно. Последний довод императоров. Если не удается заполучить мои знания – хотя бы гарантировать, что они не достанутся никому.
– Жми, Верный! Жми!!!
И он жал. Он мчался так, словно не было этих долгих часов изнурительной скачки. Летел, с каждым ударом копыта, с каждым ударом своего могучего сердца уменьшая шансы для стрелков и увеличивая их – для нас.
Он мчался, а я считал выстрелы. Семь… Восемь…
– Дольф, их четверо! Один отстал, остановился!
Интересно, успел пострелять отставший? Хорошо, коли нет – тем меньше зарядов остается у тех, кто еще скачет. Десять… Одиннадцать… Одиннадцать пролетевших мимо смертей. Идиотское, по сути, чувство – когда по тебе стреляют из тобою же созданного оружия…
Вот и городские ворота. Нет, конечно, расплющиваться о них мы не собираемся. Ну, куда – влево, вправо? Влево. Луна уже сдвинулась к юго-западу, так что так мы дольше останемся в тени.
На повороте они сократили разрыв. Двенадцатый выстрел высек искры из камня городской стены справа от нас. Черт, это было близко!
Теперь мы мчались вдоль городской стены, окунувшись в лунную тень. Я очень надеялся, что нас не станут обстреливать со стен. Действительно, хотя выстрелы не могли не привлечь внимания караульных, я не слышал тревожного колокола. Численность всадников, к тому же явно занятых выяснением отношений между собой, не внушала местным опасения. Интересно, здесь уже слышали об огнебойном оружии, или теряются в догадках по поводу громких звуков, не приносящих, однако, вреда?
Пока не приносящих.
Ну, где еще четыре выстрела? Давайте, ребята. Еще четыре промаха – и можете ехать домой.
Но они тоже это поняли. И потому не стреляли. Каждый, очевидно, берёг по последнему заряду – на случай, если все-таки представится верный шанс.
Мы обогнули город с востока. Южных ворот у него не оказалось – как, соответственно, и продолжающегося в эту сторону тракта. К югу от города простирался лес. И в этот лес уходила не то чтобы дорога – скорее, тропа.
Туда.
По бокам замелькали деревья. Не слишком частые, однако, чтобы среди них легко было спрятаться – особенно сейчас, когда нет листьев. С другой стороны, по этому лесу, похоже, вполне можно скакать верхом, даже покинув тропу. Это наш шанс. Давай, Верный, еще немного! Оторваться так, чтобы они не видели, где и куда мы свернули – а дальше в ночном лесу, даже редком, нас не найти.
