усомниться… Но ты права, конечно – мир, где тебя могут убить в любое время и по любому поводу, потребностям разума никак не отвечает. Разуму нужен еще и покой. Не следует путать его с сытым отупением, конечно же…
– Кстати, о сытости. Мы не слишком отупеем, если пообедаем? Я что-то проголодалась.
– Что мне в тебе нравится, Эвьет, так это твое умение закруглить философский диспут, – рассмеялся я.
Мы перекусили под открытым небом еще остававшимися у нас припасами и поехали дальше. Меж тем снова распогодилось; в небе плыли лишь отдельные пушистые облачка, волоча по полю свои тени. Мир снова был полон светом и теплом. В воздухе танцевали оранжевые и синие стрекозы, трепеща слюдяными крылышками; одна из них даже уселась на голову Верному и некоторое время сидела, слегка пошевеливая членистым хвостиком, но потом конь дернул ухом и согнал ее. Я знал, что эти изящные создания – на самом деле беспощадные хищники, но думать о насилии и убийствах не хотелось.
Идиллическую картину, однако, вскоре нарушила опрокинутая на бок телега на обочине. Уже подъезжая к ней, я почуял характерный запах, и действительно, из-за телеги торчали иссиня-бледные голые ноги взрослого мужчины. Грабители почти всегда раздевают своих жертв.
– Мертв? – уточнила Эвьет.
– Ты разве не чувствуешь? Уже пару дней.
– Давай посмотрим, может, там остался кто-нибудь раненый.
– Если бы и остался, столько бы не прожил, – пожал плечами я, но все же потянул правый повод, побуждая Верного свернуть к телеге.
Никого живого там, конечно же, не было. Рядом с мужчиной лежал, вытянувшись, мальчик лет десяти; скрюченное тельце еще одного ребенка, пол которого я не понял (ему было не больше трех, и его рубашонкой убийцы не прельстились), валялось у борта телеги. Мужчину закололи ударом в грудь, детям размозжили головы. Еще дальше от дороги в бурой от крови траве лежала женщина – на спине, с широко раздвинутыми ногами. Ей отрубили обе руки по самые плечи – надо полагать, чтобы не сопротивлялась. Она истекла кровью – скорее всего, еще до того, как насильники закончили свое дело; впрочем, их это едва ли смутило. На груди у женщины сидела сытая ворона, лениво клевавшая почерневший сосок. Завидев нас, она и не подумала взлетать, а лишь нахохлилась и угрожающе шевельнула крыльями – 'пошли прочь, это моя добыча!'
– Поехали отсюда, – тихо попросила Эвьет.
– Не нравится мне это, – пробормотал я, когда мы снова выехали на дорогу.
– Кому такое понравится!
– Очевидно, тем, кто это сделал. Но я не про то. Место здесь открытое, для засады не подходящее. Нападавшие действовали нагло, и их, вероятно, было много. Скорее всего, они двигались по дороге большим конным отрядом, и этим людям с их телегой просто некуда было деваться.
– Ты ведь не думаешь, что это могли сделать наши солдаты?!
– Вряд ли, конечно. Все-таки своя территория… Но, кто бы это ни сделал, они могут быть неподалеку, и встречаться с ними не входит в мои планы.
– Скоро мы будем под защитой стен Комплена, – решила подбодрить меня Эвьет.
– Надеюсь, они понадежнее, чем в Пье, – усмехнулся я. – И еще надеюсь, что нас впустят в город.
– Отчего же нас не пустить? – удивилась Эвелина. – Мы бы не могли угрожать городу, даже если б хотели.
– Если они достаточно напуганы – а, судя по словам Гюнтера, это вполне вероятно – то могут закрыть ворота и не пропускать ни внутрь, ни наружу вообще никого.
На самом деле, хоть я и не сказал этого вслух, просто закрытые ворота были еще не худшей возможностью. Я опасался, что город осажден. Убийство тех людей на телеге хорошо вписывалось в логику армии, совершающей стремительный рейд по вражеским тылам и потому не заинтересованной оставлять в живых встречных свидетелей. Покойный барон Гринард, спешивший присоединиться к своим, ехал в том же направлении, что и мы – во всяком случае, так было до перекрестка с заброшенной гостиницей. Но и теперь, после перекрестка, я обратил внимание, что почти все следы копыт и сапог на дороге ведут на север. И за те почти уже полдня, что мы едем по тракту, нам навстречу не попался ни один путник со стороны Комплена, если не считать умалишенного.
Тем не менее, все это были лишь косвенные догадки, и я продолжал ехать на север, рассчитывая, что в случае чего мы заблаговременно заметим опасность. Наконец впереди показались белые стены и башни, и впрямь более внушительные, чем в Пье, хотя по-настоящему крупным городом Комплен все-таки не был. С немалым облегчением я убедился, что никаких войск вокруг не стояло; округа вообще оставалась пустынной, и лишь недалеко от ворот (я уже ясно видел, что они открыты) пасся под городской стеной одинокий мул. Над стеной тянулись в небо полупрозрачные дымки – очевидно, из городских труб.
Верный, повинуясь моей команде, перешел на рысь; до заката оставалось еще часа четыре, но мне и впрямь хотелось поскорее оказаться под защитой городских укреплений. Однако, когда до ворот оставалась уже какая-нибудь пара сотен ярдов, я понял, что что-то в открывшейся нам мирной картине мне не нравится. Еще через несколько мгновений я осознал, что именно – на башнях не было видно часовых. Что еще страннее, не было их и в арке ворот. И это в городе, который срочно закупает оружие и тренирует ополчение в страхе перед врагом?! Я натянул поводья, не чувствуя желания влетать в этот город на полном скаку.
– Дай-ка мне арбалет, Дольф! – потребовала Эвьет, тоже, как видно, почуявшая неладное. – Слишком тут тихо.
Мы проехали сквозь полумрак арки надвратной башни и поняли – почему.
За аркой дорога превращалась в широкую улицу – белые стены домов справа ярко горели на солнце, левая сторона лежала в густой тени; изломанная граница тени, отражавшая контур крыш, зубцами вгрызалась в булыжную мостовую. Эта улица, вероятно, пронзала город насквозь; две другие, значительно уже, сразу же ответвлялись от нее влево и вправо, изгибаясь вдоль городской стены. Подобная планировка, очевидно, позволяла защитникам города быстро перебрасывать свои силы к наиболее угрожаемому участку стены.
Увы, им это не помогло. И на главной улице, и на боковых, повсюду, куда хватало глаз, в разных позах валялись трупы, десятки и десятки убитых. Больше всего их было возле ворот – некоторые лежали друг на друге, по двое и по трое, и булыжник мостовой был весь в крови, казавшейся почти черной в тени надвратной башни и стен. Кровь была повсюду, не только на камнях улицы – во многих местах она забрызгала стены и ставни, а кое-где темные потеки можно было различить даже на крутых скатах крыш – видимо, кто-то из защитников пытался отстреливаться оттуда, но сам был сбит стрелами нападавших. Действительно, большинство мертвецов было изрублено, но из некоторых торчали обломанные стрелы; уцелевшие боеприпасы рачительные победители, очевидно, выдернули, дабы использовать снова. На заливаемых солнцем камнях кровь уже засохла, но в сточной канаве, куда ее натекло больше всего, еще стояла вязкой массой. В горячем неподвижном воздухе висел густой тяжелый запах пролитой крови и начавшей уже гнить плоти. В южном климате все растет быстро. И разлагается тоже.
Верный встал, как вкопанный, не желая шагать по телам. Мы с Эвьет молчали, потрясенные увиденным. Лишь негромкое жужжание мух нарушало тишину мертвого города.
– Гюнтер был прав насчет ополченцев, – пробормотал я наконец.
– Что? – переспросила Эвьет, словно очнувшись.
– Это даже не был бой. Это было избиение. Взгляни, решетка поднята, и на створках ворот не было следов тарана. Очевидно, ворота открыли изнутри.
– Думаешь, они сами их пустили?
– Ну это вряд ли, только в первые годы войны защитники городов велись на обещания 'вы нас пропустите, а мы вас не тронем'. Теперь последний дурак знает, что таким посулам верить нельзя… Скорее группа обученных вояк, заранее проникшая в город под видом мирных жителей, ударила защитникам ворот в тыл. Едва ли эта группа была многочисленной, но компленцы не смогли ее остановить. А уж когда в город вошли основные силы… Судя по тому, как лежат тела, ожесточенное сопротивление было только здесь. А потом началось беспорядочное бегство – и добивание бегущих…
– Дольф, нам надо не рассуждать, а убираться отсюда! – спохватилась Эвелина, но я покачал
