Приговор

числе. И вот – мне было семь или восемь лет, и на моем счету уже было несколько успешно 'сработанных' жилищ – мастер указал мне на каменный дом, стоявший слегка на отшибе от других. Я, как обычно, подошел к делу тщательно, сначала долго наблюдал за зданием снаружи, убедился, что там, похоже, на два этажа всего один жилец, который, однако, выходит из дома не слишком часто и на непредсказуемо разное время. Я принял решение не ждать его ухода, а 'работать' ночью, пока хозяин будет спать. Ложился он, правда, поздно – свет в окне гас далеко за полночь. Но тем крепче он должен спать, говорил я себе. Перелезть через ограду – это был один из немногих городских домов, имевших собственный забор – было плевым делом. Все окна были закрыты, однако южная стена дома поросла плющом, который наверняка не выдержал бы вес взрослого человека, но мне помог взобраться до самой крыши. На крыше было оборудовано что-то вроде открытой башенки – круглая площадка с высокими перилами по периметру; очевидно, оттуда существовал спуск вниз, но я знал, что эта дорога может окончиться у запертой с другой стороны двери чердака, и потому для начала оценил знакомый мне путь – через трубы дымохода. Их было три. Одна, судя по запаху – кухонная, дымила еще недавно и до сих пор источала тепло; я побоялся, что очаг еще слишком горяч, чтобы в него приземляться, тем более – босыми ногами. Другая труба выглядела более гостеприимно, но, когда я спустил в нее камень на веревке, он быстро стукнулся о препятствие. Похоже, этот дымоход изгибался коленцами, проходя через несколько комнат – в таком легко застрять и задохнуться, я слышал подобные жуткие истории от старших мальчиков. Наконец, третья труба вроде бы вела напрямую в какое-то помещение второго этажа – но мне совсем не понравился идущий из нее запах. Он был почти выдохшийся – но даже и на этой стадии в нем угадывалась резкость, от которой, будь запах посильнее, наверное, слезились бы глаза и першило бы в горле. А главное, я вообще не мог понять, чем это пахнет. Никогда прежде, даже проходя мимо мастерской кожевенника, мне не доводилось вдыхать ничего подобного. В общем, спускаться вслепую туда, откуда так пахло, мне совсем не хотелось – да и вряд ли, сказал я себе, в таком месте хранят деньги. Так что я полез через ограждение круглой площадки. Светила луна, и в ее свете я различил на полу площадки изображение, которое мне захотелось рассмотреть поподробнее. Я зажег огарок свечи, который был у меня с собой. Пол был выложен плиткой таким образом, что она делила круг на двенадцать равных секторов. Я уже видел солнечные часы, устроенные подобным образом, но часам нужен центральный стержень, а здесь его не было. Лишь стоял, да и то не в центре, а возле перил, трехногий табурет – самый обыкновенный. Но в каждом секторе, ближе к ограде, был выбит какой-то непонятный символ, везде свой. Для меня, правда, тогда любые символы были непонятными, ибо читать и писать я не умел, однако видеть обычные буквы и цифры мне доводилось, и я был уверен, что это – не они. Такие же символы через те же интервалы были нанесены и на перила, но они не совпадали с теми, что на полу! Осмотрев их, я понял, что они идут в том же порядке, но смещены относительно пола на четыре сектора. Не знаю даже почему, вероятно, из какого-то подсознательного представления о гармонии, мне захотелось устранить этот сдвиг, и я, ухватившись за один из тонких вертикальных столбиков ограды, потянул на себя! Глупая затея, да – пытаться сдвинуть вручную не то балюстраду, не то пол под ней? Но, не успел я об этом подумать, как все кольцо ограды действительно начало поворачиваться! Причем довольно легко и без скрипа. Я совместил знаки на перилах и на полу и замер в ожидании, что сейчас что-то произойдет – ну, например, откроется проход вниз. Но ничего не происходило. Приблизив огонек свечи к перилам, я заметил, что, помимо больших символов, на них нанесено что-то вроде зарубок с мелкими надписями рядом – но эти знаки шли уже вовсе не через регулярные промежутки. Больше я ничего не успел рассмотреть, потому что на луну набежала туча, и почти сразу же порыв ветра задул мою свечу. Мне вдруг стало страшно. Вспомнились истории о злых алхимиках и чернокнижниках, которыми мы, мальчишки, пугали друг друга по ночам в общей комнате, служившей нам спальней. Таинственные знаки, странная башенка с крутящимися перилами и загадочный неприятный запах прекрасно вписывались в антураж подобных историй. Проникать в подобный дом, да еще ночью, резко расхотелось. Однако мысль о вполне конкретных побоях, которые ожидают меня, если я вернусь ни с чем, оказалась сильнее воображаемых страхов, и я снова вернулся в центр круга, отыскивая ход внутрь. Здесь не было никакой ручки или кольца, за которое следовало бы тянуть, но ведь как-то хозяин попадал на эту площадку? Если, конечно, его не возносила прямо сквозь крышу колдовская сила… Но я предпочел поискать более разумное объяснение и стал старательно шарить ногой по полу. Действительно, вскоре я почувствовал под пальцами тонкую щель. В центре площадки был круглый люк, как я и предполагал – тщательно и плотно пригнанный, чтобы дождь и снег не попадали внутрь. Оставалось понять, как его открыть. Люк был, естественно, поделен на те же двенадцать секторов, что и вся площадка; я принялся с усилием ощупывать их по очереди, и действительно, четвертый или пятый слегка просел под пальцем моей ноги, и раздался громкий щелчок. Люк дрогнул; я поспешно отскочил в сторону, и он открылся, сам собой откинувшись вверх! Это было устроено с помощью простого противовеса, но мне тогда показалось лишним подтверждением колдовской версии. Однако, убедившись, что из люка никто не показывается и вообще ничего страшного не происходит, я отважился сесть на край открывшегося отверстия и нащупать ногами ступеньки круто уходившей вниз лестницы. Подождав для верности еще немного, я начал спуск в кромешную темноту. Снова зажечь свечу я не рискнул, опасаясь, что ее огонек выдаст меня внутри дома. Опасения насчет запертой двери чердака не подтвердились; вскоре у меня под ногами оказался еще один люк, но он был самый обычный, с кольцом, за которое надо было потянуть. Однако, когда я пролез через него и продолжил спуск, две ступени подо мной как-то странно спружинили, и люк сам захлопнулся над моей головой. Я замер – звук был довольно громкий – но никакого переполоха не поднялось и на этот раз, и я, наконец, спустился на голый каменный пол какой-то комнаты второго этажа. Было по-прежнему совершенно темно – окна были закрыты ставнями. И в воздухе стоял необычный запах, точнее, целый букет запахов – иной, нежели из трубы, без той резкости, но тоже незнакомый и не слишком приятный. Первым делом я затаил дыхание и прислушался. Острый слух – одно из главных качеств для вора-домушника. Поскольку после того, как свет погас в окне на первом этаже, он не зажигался больше нигде в доме, я был уверен, что спальня хозяина внизу – однако осторожность никогда не повредит. Тем более, что в комнате, куда забрался вор, его может поджидать не только человек, но и собака. Хороший сторожевой пес, конечно, поднял бы лай, когда я был еще на чердаке – но и избалованный домашний любимец, дрыхнущий, пока на него не наступишь, может устроить чужаку веселую жизнь, если его все-таки разбудить. Но никакого дыхания или движения слышно не было. Тогда я осторожно двинулся в обход помещения, дабы определить, где здесь двери и закрыты ли они; только убедившись, что меня не увидят из соседних комнат, я готов был зажечь огонь. Сперва мои протянутые в темноту пальцы наткнулись на какие-то большие стеклянные сосуды; я ощупал край стола, на котором они стояли, и двинулся левее. Короткое пустое пространство – и я вновь коснулся рукой чего-то холодного, но на сей раз это было не стекло, а металл. Предмет, лежавший на небольшом столике, слегка звякнул; я поспешно прижал его пальцем и чуть не порезался об острое лезвие. Сперва я подумал, что это нож, но лезвие было небольшим и странно изогнутой формы – таких ножей мне видеть не доводилось. Рядом лежали еще какие-то металлические инструменты – какие-то пилы, клещи, сверла, но вовсе не такие, какими пользуются обычные ремесленники, а то и что-то вообще непонятное. И, чем больше я их ощупывал, тем страшнее мне становилось: живо вспомнились рассказы об ужасных орудиях палачей, которыми те рвут и терзают плоть своих жертв. Ничем другим, по моему разумению, эти штуковины быть не могли. Мастер, верно, рехнулся, посылая меня в такое место! Но, как ни сильно мне хотелось сбежать, я все же двинулся дальше по комнате в поисках двери. Теперь на пути у меня уже не было никаких столов, но, ожидая уже коснуться стены, я вдруг наткнулся рукой на какие-то палки, расположенные горизонтально друг над другом и вдовабок сильно искривленные. Недоумевая, я поднял руку повыше и понял, что трогаю… чьи-то зубы! Я в ужасе отшатнулся. Не думая уже об открытых и закрытых дверях, я вытащил дрожащими руками кремень и огниво и с пятой или шестой попытки сумел, наконец, зажечь свечу. Мои самые жуткие предположения подтвердились – прямо передо мной, глядя на меня пустыми глазами и глумливо скалясь, стоял человеческий скелет! Не знаю, как мне удалось не завопить во все горло. Я птицей взлетел вверх по лестнице, но на сей раз чертов люк и не подумал открываться. Свеча погасла на бегу, пришлось зажигать ее еще раз. И при ее свете я увидел, что скелет – это далеко не единственный ужас того места, куда я попал. В стеклянных сосудах, которые я нащупал первыми, плавали куски тел! До того дня мне не доводилось видеть человеческие внутренности, но уж на требуху животных я насмотрелся – это было почти единственное мясо, которое нам перепадало. Да, теперь я понял, для чего нужны блестящие инструменты на столике! А в самой большой банке был закупорен уродливый младенец с большой длинной головой и крохотными скрюченными ручками и ножками. А еще посреди комнаты стоял самый большой стол.