– Вы предлагаете мне сделать это самой или же воспользоваться услугами кого-то из ваших людей? – изысканно-презрительным тоном осведомилась Эвелина.
Контрени окончательно смутился, а от этого разозлился и отбросил последние остатки напускного лоска:
– Чтобы выжить, приходится проделывать и не такое! Мы на войне, м-мать ее!
– Вы правы по существу, сударь, однако следите за своим языком, – одернул я его с холодным достоинством десятка поколений отсутствовавших у меня дворянских предков.
– Простите, – нехотя буркнул он, вспомнив, очевидно, что мой титул выше, чем у него. Впрочем, вызывать у него лишнее раздражение не входило в мои намерения, и я вернулся к более насущным проблемам:
– Вы представляете, какова численность противника?
– По-моему, не очень много. Стреляли с разных сторон, но я засек не больше дюжины мест, откуда летели стрелы. Конечно, я не все видел из-за домов, но вряд ли их намного больше нашего. Я отправил двух человек на разведку.
Очевидно, те, что проскакали мимо нас.
– А их не перестреляют на выезде? – спросил я вслух.
– Лучше двух, чем всех. Если… – он снова закашлялся, – если они не вернутся, значит, на прорыв шансов мало, и надо до конца держаться здесь.
Я достал флягу и сделал несколько глотков, борясь с резью в горле, затем протянул флягу Эвьет.
– Из-за реки тоже стреляли? – уточнил я.
– Да. Да и что это за река, и дюжины ярдов в ширину не будет… А если б и не стреляли, ничего не значит. Бежать от огня к воде – самая первая мысль, значит, и ловушку там подстроить большого ума не надо.
Пока мы разговаривали, подъехал еще один боец и подошли пешком двое, оставшиеся без лошадей. Огонь охватил уже не только дома и пристройки, но и тянувшиеся вдоль дороги изгороди, подступив к нам, таким образом, почти вплотную. Дышать становилось все тяжелее, люди кашляли и ругались, лошади отказывались стоять смирно. По перепачканным сажей лицам тек пот; кто-то лил воду из фляги себе на голову, кто-то остужал таким образом металл надетой прямо на голое тело кольчуги. Радовало только одно – нападающие, кем бы они ни были, похоже, не собирались идти на штурм этой преисподней.
Но вот в дальнем конце улицы обозначилось какое-то движение, и свет пламени озарил фигуры двух скачущих всадников. 'Свои, не стреляйте!' – крикнул издали один из них.
Через несколько мгновений они уже оказались возле нас. Это были посланные разведчики; один из них тяжело навалился на шею коня, его рука обессиленно держалась за повод. Зато второй что-то волок за собой на аркане, прикрепленном к седлу; в первый момент мне показалось, что это мертвое тело, однако пленник, которого на полном скаку тащили волоком по земле за связанные руки, был еще жив.
– Похоже, это местные, мой командир, – доложил вернувшийся с добычей, тяжело переводя дух, словно он только что бежал, а не ехал верхом. – Крестьяне. Как мы подъехали, сразу деру дали – лежали бы тихо, мы бы их, может, в траве и не заметили… Этот вот только остался пострелять, ну и Мартину в грудь прямо…
Действительно, в перепачканных грязью и кровью лохмотьях, в которые превратилась одежда пленника, еще можно было опознать остатки простой домотканой рубахи и портов.
– Еще стрелы у него оставались? – спросил командир.
– Последняя..
Контрени подъехал к лежавшему и тяжело спрыгнул на землю, удерживая левой рукой поводья коня. Брезгливым движением ноги перевернул крестьянина на спину.
– Ты из этой деревни?
– Ничего вам не скажу… ублюдки… – простонал окровавленный пленник.
– Да? – удивился Контрени. – А так? – тяжелым рыцарским сапогом он раздвинул обессиленному врагу ляжки и принялся давить мошонку. Пленник закричал.
– Спрашиваю еще раз…
– Аа! Да! Из этой, чтоб вы сдох… Ааа!!!
– Пожелания оставь себе, они тебе скоро понадобятся. Сколько всего ваших тут с луками?
– Много… Почитай все мужики… кроме Жакоба Беспалого и Йохана…
– Ну, в таком крысятнике, как ваша деревня, много не наберется, – усмехнулся Контрени. – По ту сторону реки сколько? Не врать!!
– Ааа! Пятеро! Пятеро всего, богом клянусь!
– А мост в порядке? Не подпилен?
– Нет… Ааа!!! Правда нет, тут все равно мелко, вброд можно!
– Мужичье сиволапое… – презрительно сплюнул Контрени, – засаду и то правильно устроить не могут… не правда ли, господин барон? – он поставил ногу в стремя и снова взобрался в седло. – Отряд! Сейчас идем на рысях на тот берег. Эти, похоже, извели почти все стрелы на поджог, а при виде кавалериста его светлости разбегаются, как зайцы. Но гоняться за ними в темноте нам недосуг. Просто едем на север. Держать темп и не расслабляться. Конрад, что там с Мартином?
Конрад, уже знакомый мне вислоусый, тем временем осматривал раненого. Я тоже успел бросить взгляд на пострадавшего солдата. Стрела, пробившая кольчугу – недурное достижение для скверного мужицкого лука – все еще торчала из груди. На губах пузырилась ярко-алая, насколько я мог понять при таком освещении, кровь, вытекая с каждым выдохом. Все ясно – пробито легкое. Тот же диагноз вынес и Конрад, сопроводив его категорическим движением головой: 'не жилец'.
Я не был в этом столь уверен. Ранение не из простых, но шанс был. Впрочем, мне-то какая разница? Свои познания в медицине я решил перед этими людьми вообще не демонстрировать. Не баронское это занятие – лечить. Вот убивать – совсем другое дело.
Контрени крикнул во всю мощь легких, удостоверяясь, что все его бойцы собрались вместе, и пересчитал подчиненных. Выходило, что в результате пожара отряд потерял двух человек и восемь лошадей (одни животные погибли в огне, другие умчались в ночь, и разыскивать и ловить их теперь было проблематично). Таким образом, двое солдат остались без коней посреди хотя и лишенной регулярных войск, но вражеской территории.
Контрени недовольно поморщился, затем коротко кивнул: 'Давай, Конрад'. Тот, все еще возившийся с раненым и левой рукой поддерживавший ему голову, быстро перекрестил лоб Мартина, а затем вдруг ухватил его за подбородок и резким сильным движением повернул. Даже сквозь шум пожара я расслышал, как хрустнули шейные позвонки. Убедившись, что пульса больше нет, Конрад выдернул стрелу.
С мертвеца быстро стащили кольчугу, сапоги и все остальное. Учитывая, что не один человек в отряде выскочил из горящего дома полураздетым, нашлись претенденты на все вещи Мартина, включая пропитанную кровью и потом нижнюю рубаху с дырой от стрелы. Обоим безлошадным пришлось влезть на освободившегося коня; в отличие от Верного, ему предстояло нести двух взрослых мужчин в доспехах, и я сильно сомневался, что он сможет долго выдерживать хороший темп. Но других вариантов все равно не было.
– А с этим что делать? – спросил второй разведчик, кивая на все еще привязанного к его седлу пленника.
– Сжечь, – буднично ответил Контрени, полагая, очевидно, такое наказание поджигателю наиболее справедливым.
Разведчик и еще один солдат спрыгнули на землю; один из них обрубил мечом веревку, второй полоснул крестьянина ножом под коленями, разрезая сухожилия – очевидно, для пущей уверенности, что приговоренный не сможет выбраться из пекла. Затем эти двое подхватили стонущую жертву за руки и за ноги, оттащили поближе к горящему плетню и, раскачав, бросили в огонь. У них не хватило сил добросить его туда, где пламя бушевало во всю мощь; искалеченный упал на периферии пожара и дико закричал, корчась на раскаленных углях. Туда же кинули и голый труп Мартина, сочтя, очевидно, такой вариант подходящей заменой похоронам. Затем солдаты бегом вернулись к своим коням.
– Вперед! – скомандовал Контрени. – Не задерживаться!
Задерживаться в пылающем аду уж точно никому не хотелось. Отряд, включая и нас с Эвьет, во всю
