прыть поскакал к реке, выныривая из удушливого жара в блаженную прохладу ночного воздуха. Грохоча копытами, мы промчались по старому скрипучему мосту и оказались по другую сторону реки. Из темноты справа прилетела одинокая стрела и ударилась в кольчугу скакавшего впереди меня солдата, но не смогла ее пробить. Кожа моей куртки, хоть и грубая, однако, куда хуже годилась на роль доспеха, не говоря уже о костюме Эвьет, так что я почувствовал себя гораздо спокойнее, когда опасное место осталось позади. Вслед нам все еще неслись жуткие вопли горевшего заживо человека.
Я пришпорил Верного и нагнал Контрени.
– Куда теперь? – осведомился я.
– Сделаем привал, когда будет светло, – пробурчал он и через некоторое время добавил: – Собаки. Надо было сразу догадаться.
В первый миг я подумал, что он ругает врагов, но затем сообразил:
– Они специально оставили собак, чтобы по их лаю узнать о нашем прибытии?
– Ну да. А сами наверняка прятались в соседнем лесу.
– Но собаки облаяли бы любого чужака, не обязательно солдат противника… в смысле – наших.
– Но не любой чужак стал бы их всех убивать. Лай оборвался слишком быстро, и они поняли, что в деревне остановился на ночлег отряд.
– Выходит, они заранее запланировали, что сожгут собственные дома? Но зачем?! Мы бы переночевали и просто ушли, не так ли?
– Это же йорлингисты, господин барон, – усмехнулся Контрени. – Их хлебом не корми, дай только убить кого-нибудь из наших.
Что ж – после того, что мы видели в Комплене, меня это не так уж сильно удивляло.
– Они даже собственного старика обрекли на смерть в огне, лишь бы мы ничего не заподозрили, – напомнил грифонец.
– Полагаю, они знали, что, если ваши солдаты в деревне, то старик уже мертв, – подала голос Эвьет.
Я мысленно напрягся: охота же ей его провоцировать! Но Контрени и в этот раз не заметил издевки и просто согласился: 'Может, и так'.
Мы скакали до рассвета, поначалу не замечая усталости, но по мере того, как вызванное ночным нападением возбуждение проходило, сон все настойчивей требовал свою дань. Мне, впрочем, не привыкать было к бессонным ночам – в былые годы я часто засиживался в библиотеке или лаборатории до утра. А вот кое-кто из молодых солдат, очевидно, не притерпелся еще к тяготам службы и клевал носом; один, заснув на ходу, чуть не свалился с коня под копыта ехавшим следом, вызвав поток брани в свой адрес. Эвьет, однако, крепко держалась за мой пояс.
Наконец на северо-востоке выползло из-за пологих холмов солнце, озарив довольно странную картину – рысящий по дороге отряд под гордо развевающимся знаменем, на неплохих конях, при оружии, однако с явными изъянами в одежде и амуниции; четверо ехали без седел, троим и вовсе приходилось погонять лошадей босыми пятками. Тот конь, что вынужден был везти двоих бойцов, к этому времени отстал от остальных уже почти на полмили, но командир не велел снижать темп.
Перед рассветом над землей поднялась легкая дымка, но она вскоре рассеялась, и Контрени, окинув придирчивым взглядом безлюдные луга вокруг, принял, очевидно, решение о привале. Поднеся к губам висевший на шее рог, он протрубил сигнал, предписывавший основной группе остановку, а головному дозору – возвращение. Мы свернули с дороги и, едва стреножив коней, завалились спать прямо в траву, не обращая внимания на не исчезнувшие еще мелкие капельки росы; прежде, чем заснуть, я искренне посочувствовал часовым, лишенным этой возможности.
Их бдительность, однако, не пригодилась. Никто не потревожил нас до самого подъема, сыгранного около шести часов спустя. Зевая, чертыхаясь и нехотя разминаясь со сна, солдаты принялись седлать лошадей; тому из них, что остался 'лишним', Контрени указал уже другого коня. Кто-то заикнулся о завтраке, но командир отрезал, что позавтракать можно и на ходу. Съестные припасы к тому моменту состояли главным образом из сухарей.
Отряд тронулся. Контрени, сидя в седле, хмуро изучал уцелевшую карту. Мы с Эвьет подъехали к нему. Мне хватило одного взгляда на неряшливо исчирканный пергамент в руках рыцаря, чтобы понять причину его раздумий. Прямой тракт, которым, очевидно, следовала рвущаяся вперед армия, вскоре должен был нырнуть в лес. Следуя тем же путем, мы имели все шансы догнать войско, которое не могло двигаться быстрее своей пехоты, еще до заката. Однако, если армия могла пройти через лес, не опасаясь встретить там достойного противника, то небольшой отряд вроде нашего вполне мог нарваться на засаду. Безопаснее выглядел путь в обход лесного массива, но это означало крюк не в один десяток миль.
– Если вам интересно мое мнение, сударь, – вежливо сказал я, – то со всех точек зрения будет лучше, если мы прибудем позже, но сохраним боеспособность, чем если мы положим людей в бессмысленной стычке с лесными бандитами, – я намеренно не стал акцентировать внимание на том, что вместе с этими людьми мы можем 'лечь' и сами. – Мы и так без толку потеряли уже троих.
– Я и сам того же мнения, – тут же согласился Контрени; похоже, он, как опытный солдат, сразу понял, что не стоит лезть на рожон, но, как новоиспеченный рыцарь, сомневался, не обвинят ли его в трусости. Одобрение со стороны 'старой аристократии' в моем лице пришлось ему кстати. Видя это, я решил развить успех в деле обеспечения нашей безопасности и посоветовал не ехать с развернутым грифонским флагом 'через эти враждебные земли'.
– Но спустить флаг есть бесчестье! – тут же встопорщился Контрени.
– Не более чем военная хитрость, – возразил я, наблюдая в очередной раз, как простое изменение ярлыка заставляет человека совершенно по-другому оценить то же самое явление. – К тому же, – добавил я, – да будет позволено мне заметить, что нынешний внешний облик отряда может быть превратно и злопыхательски истолкован нашими врагами.
Это окончательно убедило Контрени, и флаг был убран. Вскоре мы достигли развилки и свернули с тракта налево, на более узкую дорогу, огибавшую лес с запада. Такой путь, разумеется, был прямо противоположен направлению на Нуаррот, но в данный момент меня куда больше волновало, как и в самом деле не угодить в засаду, путешествуя в компании лангедаргцев.
Часа через полтора мы миновали очередную брошеную деревню. Некоторые дворы и огороды там уже заросли травой, а дома были, по всей видимости, растасканы на дрова. Но жилища тех, кто их растаскивал, были покинуты совсем недавно. Не знаю, что напугало жителей – ведь мы ехали по объездной дороге, в стороне от пути, которым прошла грифонская армия. Контрени распорядился было поджечь деревню, но я отговорил его, напомнив, что заметный за много миль дым пожара даст потенциальному противнику знать о нашем приближении.
Затем нам попался на дороге одинокий крестьянин верхом на муле. Он ехал в том же направлении, что и мы, но с меньшей скоростью, и слишком поздно заметил обозначившуюся за спиной опасность. Ему крикнули, чтобы он остановился, пригрозив, что будут стрелять; он подчинился и в результате легко отделался. У него отобрали только мула и башмаки (добротные, воловьей кожи – крестьянин явно был из зажиточных) и отпустили восвояси. Безлошадный солдат, таким образом, получил хоть какое-то верховое животное. Позже список наших трофеев пополнился за счет небольшой стаи диких гусей, опрометчиво пролетевших над нашими головами; Эвьет, конечно же, отличилась одной из первых, четверым кавалеристам также удалось метко пустить стрелы. В рационе солдат уже несколько дней не было свежей дичи, так что на следующем привале был устроен настоящий пир. Эвелина проявила 'дух товарищества', поделившись своей добычей с остальными – и, конечно, сделала это не просто так: на меня был устремлен красноречивый взгляд, явно намекавший на возможность обработать отдаваемое врагам мясо каким-нибудь моим зельем. Но я слегка покачал головой, столь же красноречиво указав взглядом на суетившихся вокруг солдат: тут требовалась ловкость фокусника, а не умения врача и химика.
Еще часа через два мы выехали не то к большому селу, не то к маленькому городку, стоявшему на скрещенье дорог; каменных стен здесь еще не было, но имелись земляной вал и крепко сбитый частокол, судя по светлому цвету бревен, вытесанный недавно. Это поселение было обитаемо, но ворота заперли задолго до того, как мы подъехали к ним вплотную, и Контрени благоразумно решил в них не ломиться. Оставив местных гордиться и дальше своей неприступностью, мы продолжили путь по прежней дороге и ехали до самого заката, а затем вновь расположились на ночлег в чистом поле под открытым небом
