долгожданной работе?
— Но мы же всегда обсуждали мои идеи заранее.
— Я знаю. Знаю. И к чему это привело? Что там у нас было в последний раз? Ах да, что-то насчет того, каков будет эффект внезапного размещения реабилитационного центра для наркоманов в благополучном районе. Что с ним случилось?
— Количество преступлений возросло на пятьсот процентов за четыре месяца. Ещё через месяц его закрыли и открыли заново в Гарлеме. Ничего не вышло.
— Могло бы. Если бы вы решили над этим поработать.
— Для книги?
— Нам нужны такие книги для «Текущих мнений». Для этого я и открыл эту серию. Или вы забыли?
Как можно было забыть о любимом детище Бойла? Что-нибудь так или иначе напоминало о нем Ноэлю чуть ли не каждую неделю. Бойл пользовался этим проектом, чтобы утереть нос другим ветвям Юниверсити Пресс;[5] это превращалось у него в навязчивую идею.
— Вы бы в самом деле напечатали что-то подобное? — спросил Ноэль, надеясь отвлечь Бойла и перевести разговор на его любимую тему.
— Подобное чему? Реабилитационному центру? Или убийству?
— Нет. О нём я не думал.
— Возможно, вам следует об этом подумать, Ноэль. Нет, не перебивайте. Вы понимаете, что все общественные науки основаны на едином принципе: надо быть на месте событий, надо жить этими событиями и рассказывать о них. Все великие идеи в нашей области пришли из самого общества. Посмотрите на Миреллу Трент. Чтобы написать свою книгу, она три месяца проработала охранником в женской тюрьме. И эта книга оказалась лучшей из тех, что мы выпустили в своей серии. Нам нужно больше таких работ. А не очередные критические статьи в журнале чужой аспирантуры.
Интересно, когда Бойл последний раз занимался полевыми исследованиями, с обидой подумал Ноэль. Если, конечно, не считать «полем» все эти роскошные вечеринки. То, что завкафедрой поставил ему в пример книгу Миреллы, возмутило его ещё больше. Все знали, что это была очередная разоблачительная брошюрка феминистского толка — сенсационный бестселлер, который вытащил «Текущие мнения» из финансовой дыры. Не говоря уж о том, какой сокрушительный удар эта книга нанесла по двухлетним отношениям Ноэля с Миреллой, с которой он и так то сходился, то расходился. И Бойл не мог об этом не знать.
— Позвольте вам напомнить, — тем временем говорил Бойл, — что когда я брал вас к нам, я питал большие надежды. Я знаю, что на занятиях вы великолепны. Студенты сражаются за право посещать ваши лекции. Но я не могу и дальше гарантировать вам, что этого будет достаточно, чтобы сохранить ваше место.
Ну вот — угроза. Ноэль ждал этого.
— Вы видели молодого человека, который вышел из моего кабинета. Он уже написал одну работу в соавторстве. Он энергичен, он подает надежды. Почему бы ему ни работать у нас?
— Вы высказались достаточно ясно, — ответил Ноэль, поднимаясь.
— Войдите в мое положение, Ноэль. Я отвечаю перед деканом, перед попечительским советом. Меня атакуют со всех сторон.
— Я знаю. — Ещё бы он не знал, он столько раз уже это слышал. Но ему было все равно. Все, чего он хотел, — это убраться поскорее из этого кабинета.
— И вы знаете, что я терпеть не могу оказывать давление. Это не в моем стиле.
Ну, разумеется, подумал Ноэль. С вашими вычищенными до зеркального блеска ботинками и подтяжкой лица за четыре тысячи долларов такое не сочетается.
— Не заставляйте меня идти на совет в конце семестра с пустыми руками, Ноэль. Дайте что-нибудь, что подтвердило бы, что я не зря вас держу.
— Ладно, — соврал Ноэль. Что угодно, лишь бы выбраться отсюда.
Бойл выглядел удивленным и довольным.
— Хорошо. Вы должны понимать, что я ненавижу все эти административные обязанности, — сказал он, внезапно снова становясь спокойным и дружелюбным. — Покажите мне что-нибудь конкретное поскорее. Можно будет обсудить за ленчем. Неплохо было бы, правда?
— Я вас не подведу, — заверил Ноэль от двери. Ему пришлось заставить себя пожать эту пухлую, гладкую руку.
— Дьявол! — выругался он, когда дверь закрылась. — Проклятье!
Что с ним происходит?
3
К тому моменту, как он вышел из метро и добрался до своей квартиры на Мэдисон-авеню, настроение упало. Он поселился здесь после того, как умерла Моника и пять комнат на Риверсайд-драйв стали казаться слишком пустыми и огромными. Теперь его квартирой стала просторная студия: маленькая кухня и ванная по одной стороне; над небольшой рабочей зоной в углу — спальня-чердак; потолки три с половиной метра. Ещё был камин в рабочем состоянии, на длинных стенах располагались встроенные шкафы и стеллажи для книг. С семи утра до полудня под окнами разгружались трейлеры, но ко второй половине дня все стихало, и по ночам в округе было почти по-деревенски тихо.
Когда зазвонил телефон, он как раз успел зайти в квартиру и с шумом свалить свои книги на стол.
— Ноэль? Это ты? Связь плохая. Может, перезвонить?
— Миссис Шерман? Я нормально вас слышу.
— Ну, тогда, наверное, сойдет, — сказала она; этот гнусавый голос невозможно было спутать ни с каким другим. — Я просто хотела уточнить, приедешь ли ты к нам в эти выходные.
Это было напоминание, но в её голосе звучала мольба, и как только она произнесла эти слова, Ноэль вспомнил: сегодня третье марта. Через два дня Монике исполнилось бы двадцать восемь. Они всегда ездили на её день рождения к её родителям, и когда она умерла, Шерманы настояли, чтобы Ноэль сохранил эту традицию. Как же они её любили! И как добры они были к нему после того, что произошло. В их отношении никогда не было и тени упрека за то, что он дал утонуть их единственной замечательной дочке. Конечно, они знали Ноэля почти всю жизнь, были ему почти семьей. И обычно Ноэлю не терпелось с ними увидеться.
— Я понимаю, что это не ближний свет — теперь-то, когда мы живем так далеко, — извинилась миссис Шерман.
— Нет проблем. — До Брюстера было всего полтора часа на электричке — приятная поездочка вдоль Гудзона. Ноэль любил выбираться на природу в холодную погоду. Он терпеть не мог город зимой.
Расписания уже были у неё наготове, и они договорились встретиться в одиннадцать утра в субботу.
— Питер очень хочет с тобой повидаться, — сказала она. — Он хотел убедиться, что ты приедешь. Мы так редко тебя видим.
— Я приеду, — сказал Ноэль. Но, опуская трубку на рычаг, он уже знал, что в этом году сделает это только из чувства долга. Что-то было не так. Он не мог понять, что в чём дело, но что-то его терзало. И дело не в обычном приливе воспоминаний — дело в чем-то ещё… в чем-то другом.
Он поставил одну из любимых пластинок Моники — последний альбом «Битлз» — и попытался вспомнить её. Ничего не произошло.
Он подошел к шкафу, вытащил коробку с фотоальбомами, которые они насобирали за годы знакомства, и открыл один наугад. Снимки, которые он сейчас разглядывал, были сделаны лет восемь назад. Они тогда ещё учились в колледже и жили вместе в квартирке в цокольном этаже. В тот год она решила попробовать стать ещё светлее и выкрасилась в платиновый, а заодно довольно коротко
