полицеймейстеров, он поучительным тоном объявил:
— Вы не имеете права переступать порог почтамта без разрешения директора. А почт-директора назначает его императорское величество, а не генерал-губернатор.
Мы вежливо выслушали чиновника, я сделал шаг вперед и сказал:
—
Позвольте, милостивый государь, я покажу вам разрешение.
Я сделал вид, что намереваюсь добыть из-под сюртука бумагу. Чиновник равнодушно наблюдал за моими действиями. Я вытащил пустую руку — он хмыкнул. Я двинул ему кулаком в зубы, и он бесформенным кулем свалился на пороге.
—
Прошу вас, господа, — пригласил я полицеймейстеров внутрь.
Мои действия придали уверенности и остальным. Они ринулись вперед, распугав почтовых служащих одним только топотом.
Полковник Брокер проводил меня к кабинету почт- директора. Я отшвырнул в сторону секретаря и вошел внутрь. Шестидесятилетний старик поднялся мне навстречу. На лице его отразилось изумление. Заметив за моей спиной полковника Брокера, он побагровел от гнева.
—
Займитесь обыском, — шепнул я Адаму Фомичу, — а я побеседую с почт- директором.
Я прикрыл дверь и остался тет-а-тет с действительным тайным советником господином Ключаревым.
—
Кто вы такой? — смерил он меня возмущенным взглядом.
—
Действительный статский советник граф Воленский. Имею особое поручение его императорского величества.
—
Покажите бумаги, — потребовал господин Ключарев.
—
Их изучает ваш сотрудник на входе. Такой, с пышными бакенбардами, — сказал я. — А я пока хотел бы побеседовать с вами о ваших сношениях с иностранцами, с французами в особенности.
—
Не скажу ничего, пока не увижу рескрипт его величества! — Федор Петрович произнес эти слова с непоколебимой решительностью.
Губы его сомкнулись напряженной линией, ноздри раздувались от сдерживаемого гнева, однако же глаза беспокойно бегали.
—
Он вам не понравится! — сказал я, решительно подошел к столу и подался вперед так, что Федор Петрович плюхнулся в кресло.
—
Что вы? Что?! — вскрикнул он и застыл с разинутым ртом, с безвольно повисшим подбородком.
—
Я должен знать, что говорилось о базе в Тарасовке?! — повышенным тоном произнес я.
—
О какой базе? О чем вы? — он смотрел на меня как на умалишенного.
—
Мне приказано сформировать группу, чтобы убить императора французов, — произнес я сквозь зубы.
—
Но я! При чем здесь я?! Я впервые слышу об этом! — вскрикнул господин Ключарев.
—
Что значит — впервые?! — прогремел я. — А что же мы, по-вашему, тут делаем?
—
Я не знаю, — пролепетал почт-директор. — Я думал, это происки Брокера!
—
При чем здесь Брокер? — спросил я, чуточку смягчившись.
—
Я думал, вы пришли по приказу генерал-губернатора, — промолвил господин Ключарев, и в его голосе прозвучала надежда на то, что ему удастся объясниться. — А графа Ростопчина науськивает полковник Брокер.
—
Зачем Брокеру науськивать генерал-губернатора? Какой ему в этом толк?
—
Отвратительный он человек, — понизив голос, промолвил почт-директор. — Он служил когда-то здесь на почтамте, был нечист на руку и попался на контрабанде. Ему удалось выкрутиться, дело ограничилось отставкой. А теперь он нашел покровителя в лице самого генерал-губерна- тора и решил отомстить!
Я прошелся взад-вперед по кабинету. Господин Ключарев выпрямился и несколько поерзал в кресле, принимая приличествующую его сану позу.
—
Генерал-губернатор, признаться, с подозрением относится к вашей деятельности, — произнес я с небольшим оттенком сомнения. — Особенно после этой истории… с купеческим сыном. Как там бишь его?! С Верещагиным?
—
Господи! — выдохнул почт-директор. — Да какое же это дело?! Глупый недоросль похвастался газетенкой…
—
Но вы как-то очень деятельно вступились за него, — сказал я.
—
Помилуйте! Ну мальчишка же! Что ж ему, из-за глупости жизнь калечить?! И потом, поймите отцовские чувства! У вас есть дети?
Я повернулся и посмотрел на него в упор. Хотелось выкрикнуть в лицо этому, годившемуся мне в отцы, господину: «Есть у меня дети, есть! две маленькие дочки! два ангела! которые останутся здесь, в Москве, когда ты поедешь в Воронеж, в безопасное место!»
Он стушевался под моим взглядом и пролепетал:
—
Я испугался… я испугался, что Верещагин впутает в это дело моего сына…
—
Послушайте, — резко произнес я, — будет лучше, если вы расскажете о своих сношениях с французами и вообще с иностранцами.
Господин Ключарев поднял на меня умоляющие глаза и развел руками:
—
Я даже не знаю, что и сказать. По долгу службы через мои руки проходит множество корреспонденции, в том числе и иностранной. Среди моих знакомых и друзей есть таковые. Но поверьте, в наших отношениях нет ничего предосудительного…
Я всматривался в его глаза. Пару минут назад он казался мне вполне искренним человеком. Но теперь я подумал, что отцовские чувства, беспокойство за семью вполне могли вдохновить его на роль невинного агнца.
Приоткрылась дверь, и заглянул полковник Брокер. Вид он имел сильно разочарованный. За спиною его маячили генерал-майор Ивашкин и Волков. Я приблизился к ним вплотную, и Адам Фомич шепнул:
—
Обыск ничего не дал. Никаких следов подозрительной деятельности на почтамте не обнаружено.
Я окинул полковника взглядом. Только что почт-директор обвинял полицеймейстера Брокера в предвзятости. Но если б Адам Фомич действовал из мести, мог бы и подбросить что-нибудь, что сошло бы за улики преступления.
—
Это не отменяет приказа генерал-губернатора, — сказал я.
—
Какого приказа? — взволнованным голосом спросил господин Ключарев, уловивший мои слова.
Не ответив, я вышел и услышал за спиною голос полицеймейстера Ивашкина:
—
Вы арестованы и будете сосланы с семьей в Воронеж.
Вместе с Адамом Фомичем мы вышли на улицу. Чиновник, которому давеча я дал по зубам, сидел на крыльце. Увидев нас, он отодвинулся на самый край ступеньки и уткнулся лицом в пропитанный кровью платок.
—
Почт-директор либо ни в чем не виновен, либо успел предпринять меры и обвел нас вокруг пальца, — сказал полковник Брокер.
Господина Ключарева вывели на улицу, он перекрестился на Меншикову
