ответить. Явился Сенька, наряженный дворецким, и объявил, что пожаловали коллежский советник Мохов со своею сестрою Анастасией Кирилловной.
—
Сергей Михайлович пригласил на ужин! — воскликнул просиявший Косынкин. — А я успел отправить Настеньке весточку, что возвращаюсь с задания.
—
Война войной, а жизнь идет своим чередом, — буркнул де Санглен.
В гостиную вошли Моховы. Сергей Михайлович двинулся к ним навстречу. Гавриил Кириллович с удовольствием потер руки и бросил на меня заговорщический взгляд. Косынкин поспешил к будущему шурину с рукопожатием, а затем широким жестом пригласил Моховых к столу. Анастасия Кирилловна шла на полшага впереди мужчин. На ее губах блуждала лукавая улыбка.
Подали поросенка, фаршированного капустой и яблоками. Мы приступили к трапезе. И только у Мартемьяныча не было аппетита. Он сидел во главе стола и благодушно наблюдал за гостями. Натали Георгиевна уговаривала его поесть, но тот только налегал на наливку, подливал Гавриилу Кирилловичу и все как-то странно поглядывал на коллежского советника, словно силился что-то вспомнить.
Появился Сенька, стал мяться в дверях.
—
Ну что ты? — спросил Мартемьяныч.
—
Немец пожаловал, тот, что утром был, — доложил мужик и добавил со смущением: — Назвался он так, что, прости господи, язык не поворачивается сказать. — Он перекрестился и выдал: — Рылом что ли…
—
Ривофиннолли, — поправил я. — Веди его скорее.
Винцента усадили за стол, подали тарелку, налили вина.
Итальянец ел с завидным аппетитом, я даже пожалел, что не проделал прогулки верхом, перед тем как сесть за стол.
—
Как там дела? — спросил де Санглен Ривофиннолли, когда тот утолил первый голод.
—
Плывут себе, артисты-фокусники, плывут! — ответил Винцент.
—
О! — вдруг вскрикнул Мартемьяныч.
Все с удивлением посмотрели на него. Сергей Михайлович поднялся из-за стола, шутливо погрозил пальцем Гавриилу Кирилловичу и сказал:
—
Вот почему вы кажетесь мне знакомым!
Он потер руки и с таинственным видом покинул гостиную, но через минуту вернулся с газетой «Московские ведомости».
—
Вот! — торжествующе произнес Мартемьяныч. — Мы с Натали ездили на Пресненские пруды! Это же вы были устроителем! Вот мы даже газету сохранили!
Мартемьяныч протянул мне «Ведомости», отчеркнул ногтем объявление, и я прочитал: «Бывший авдитор Христиан Венстер, ныне учитель гимнастики при императорском абовском университете, будет иметь честь показывать почтенной публике на Пресненских прудах в субботу, 13 июля, опыт над изобретенною им гидростатическою машиною, представленною его императорскому величеству».
Де Санглен набросился на коллежского советника с расспросами. Мохов поднял руки, глянул с досадой на Сергея Михайловича и сказал:
—
Господа, господа, ничего особенного! Действительно я возил в Санкт-Петербург и в Москву изобретателя. Исключительно в научных, так сказать, целях. Никакой корысти…
Он продолжал оправдываться, убеждая, что на этих зрелищах ни копейки не заработал, а только и делал, что хлопотал об ученых познаниях. А у меня перед мысленным взором закрутились события последних дней. У покойного шляхтича Гржиновского в потайном кармане обнаружилась газета с объявлением о том же самом господине Венстере. Я не догадался уточнить, но мог с уверенностью утверждать, что если Демьяненко и Косынкин встречали английского генерала Вилсона, то выходит, они все вместе присутствовали при заселении пана Гржиновского. После чего надворный советник Косынкин увязался со мною в Москву, куда месяцем раньше уехал его будущий шурин все с тем же Христианом Венстером.
Мало этого! Теперь выяснилось, что господин Венстер преподает в императорском абовском университете! А не он ли тот самый агент, который должен будет позднее передать кронпринцу сведения об успехах Наполеона?
—
И какое же настроение у вашего Христиана Венстера? — спросил я коллежского советника.
Мохов скривил рот, словно ему на мозоль наступили, покачал головой и сказал:
—
Испугался он, да и был таков! Укатил в Финляндское княжество! Все дело мое прахом пошло!
Вот тебе на! Конечно же я не ожидал, что господин Венстер уже покинул Москву. Выходило, что, если он и был агентом, то не тем, о котором подумал я. А что до Косынкина с Моховым — так их поведение теперь казалось мне крайне странным, особенно — Косынкина.
Мартемьяныч, вспомнивший наконец, где он прежде встречал Гавриила Кирилловича, будто бы освободился от тяжкого груза и почувствовал голод.
—
Уф, вот теперь и я отведаю свинины, — сказал он, взяв в руки столовые приборы.
Я искоса поглядывал на Косынкина. Физиономия его сделалась озабоченной. В какой-то момент наши глаза столкнулись, он быстро отвел взгляд и о чем-то заговорил с Анастасией Кирилловной. Судя по тому, как она удивилась, разговор Вячеслав завел неожиданный. Словом, вел он себя подозрительно.
Увлеченный своими наблюдениями, я едва не пропустил мимо ушей рассказ Винцента.
—
Представляете, простая собака, а порою предана хозяину больше, чем жена, — говорил Ривофиннолли.
—
Это ты к чему? — спросил де Санглен.
—
Собака, говорят, мосье Домерга, всю дорогу трусит за баркой по берегу! Отыскала же как-то…
—
Собака? — переспросил я. — Не тот ли пес, что крутился на Мясницкой?
—
Он самый, — кивнул Ривофиннолли.
—
Собака! — воскликнул я.
И резко поднялся из-за стола. Все застыли, глядя на меня с удивлением.
—
Сенька! Коня мне! — крикнул я и, схватив итальянца под руку потащил его из-за стола. — Едем, Ривофиннолли! Где она, эта собака?!
Я поспешил к выходу, увлекая за собой итальянца. В дверях я обернулся:
—
Яков Иванович, на два слова! Уж простите, я без церемоний! Дело неотложное!
—
Простите, господа, — извинился де Санглен.
Он поднялся из-за стола и подошел к нам.
—
Косынкина и Мохова нужно арестовать! — сказал я шепотом и, упреждая расспросы, добавил: — Потом все объясню! Сейчас времени нет!
Ривофиннолли бросил на де Санглена умоляющий взгляд, но тот кивнул на меня. Мы вышли из гостиной.
В сенях я увидел Федьку, он оборачивал какие-то книги: верно, Жаклин поручила. Я отобрал у него рук кусок оберточной бумаги и бросился на кухню.
—
Мясо есть? Что от поросенка осталось? — спросил я кухарку.
