Санглен, сверившись с какими-то записями.
—
Совершенно верно, — подтвердил хозяин имения.
—
По моему указанию собрали данные обо всех иностранках, зарегистрированных в Москве, — пояснил директор Высшей воинской полиции. — К сожалению, на то, чтобы проверить всех, требуется слишком много времени.
—
Как вы познакомились с нею? — я взглянул на Рыскина.
—
Я познакомился не с нею, а с одним офицером…
—
С каким офицером? — спросил я с нетерпением.
—
Поручик Ямушкин, — ответил Рыскин.
—
Ямушкин? — повторил я и обвел взглядом присутствовавших.
Ни де Санглен, ни Парасейчук о таком не слышали.
—
Мы познакомились в кофейне, — не дожидаясь новых распросов, пустился в объяснения Рыскин, — с месяц назад. Душа-человек! Такому сразу же веришь! Я и сейчас не поверю, что Ямушкин замышлял злодейство!
—
Оставьте! Мы разберемся, — прервал его директор Высшей воинской полиции. — Так и что ж эта дама? Она- то когда появилась?
—
Тому три дня приехал Николай — это Ямушкин, а с ним мадемуазель Лоран. Он и попросил приютить даму, представив ее гувернанткой, — рассказал Рыскин. — Она француженка, а время — сами знаете, какое!
—
Так и есть, — подтвердил де Санглен, сверившись со своими записями. — Мадемуазель де Лоран поселилась здесь три дня назад.
—
А что же этот поручик у себя ее не приютил? — спросил я.
—
Он служит в Твери, а там, Ямушкин говаривал, совершенно панические настроения, на иностранцев смотрят…
—
Все ясно! — прервал я Рыскина и перевел взгляд на де Санглена. — Тверь! Опять Тверь!
—
Что ж, здесь делать более нечего, — резюмировал директор Высшей воинской полиции. — Идемте.
—
Вам, сударь, следует быть разборчивей, — сказал я господину Рыскину.
Мы покинули флигель, оказавшись за воротами, прошли к расположенной поблизости церкви — храму Никиты Мученика. Поднялись на галерею, откуда открывался великолепный вид на Кремль.
За время, что мы потратили у господина Рыскина, солнце сдвинулось вверх по небу совсем чуть-чуть, но уже обещало жаркий день. И город, разбуженный припекающими лучами, застыл в истоме, словно решил не прогонять утренний сон, а так и провести день в малоподвижной дреме. Из Яузы воды неторопливо перетекали в Москва-реку и растворялись в большой, совершенно обленившейся воде, только и способной, что блестеть на солнце и с ленцой отражать облака.
Мимо храма по вытоптанной дорожке спешили по своим делам мастеровые. Мужики, замедляя шаг, наспех осеняли себя крестами и едва не бегом отправлялись дальше. Но их торопливость, их суета нисколько не нарушали общего покоя.
Москва жила своей жизнью. И этот город мы собирались сжечь!
—
Три дня назад, — прервал я молчание, — три дня назад она поселилась здесь. И я приехал в Москву. Но мадам Арнье проживала в доме генерал-губернатора. В соседней комнате с графиней Ростопчиной.
—
Да, но кто знает, чем занималась мадам Арнье днем? Вряд ли сидела безвылазно в Сокольниках. Она могла нанять флигель, — отозвался де Санглен.
—
Жаль, майор Бистром уже отбыл, — сказал я. — Было б лучше, если б он знал о поручике Ямушкине.
—
Он смышленный офицер, разберется, — заверил меня Яков Иванович. — Однако же для меня картина вполне прояснилась…
Сейчас услышим старую песню о графине Алине Коссаковской, подумал я и не ошибся.
—
Я уверен, мы имеем дело с польской графиней, — заявил де Санглен. — И никакого Ямушкина не существует. Под личиной поручика действует друг Коссаковской, какой-нибудь польский офицер, уж больно почерк знаком.
—
Кто бы она ни была, мы ее упустили, — подключился полковник Парасейчук.
—
А времени остается все меньше и меньше, — добавил я.
—
О каком времени вы говорите? — раздраженно спросил директор Высшей воинской полиции. — Разве кто-то вас ограничивает?
«Ну, конечно, ведь вы-то не знаете всего того, что известно мне», — подумал я, а вслух произнес:
—
Вы же сказали, что Аракчеев распорядился в первых числах сентября переехать в Петербург.
Со Швивой горки мы отправились в штаб Высшей воинской полиции.
—
Вас ждет генерал, — сообщил Ривофиннолли.
—
Что за птица? — спросил де Санглен.
—
А у меня такая находка! — воскликнул итальянец, спешивший поделиться результатом своей работы.
В это мгновение через приоткрытую дверь я увидел генерала-провиантмейстера Осипа Николаевича Лозу. Он пил чай, рассеянно глядя в окно.
Вот так встреча! Я почувствовал новый оборот в деле.
Генерал обернулся и, увидев меня, улыбнулся, как старому товарищу, знакомством с которым крайне дорожил. Я вспомнил, как и при последней встрече он смотрел на меня каким-то особенным взглядом.
—
Вот уж и не думал, что доведется еще раз встретиться, — радостно сказал он.
—
С кем имею честь? — спросил вошедший следом де Санглен.
Осип Николаевич представился. Директор Высшей воинской полиции, узнав, что гость состоит на службе у принца Ольденбургского, бросил на меня многозначительный взгляд. Винцент Ривофиннолли, раздосадованный тем, что не успел доложить о своих изысканиях, застыл за спиной Якова Ивановича.
—
По пути в Москву я встретил вашего человека, майора Бистрома, — объяснил свое появление генерал Лоза. — Мы разговорились…
Осип Николаевич умолк, очевидно смущенный какими-то подробностями встречи с Бистромом. Де Санглен тоже молчал. Мне хотелось встряхнуть как следует гостя, но я сдержался, положившись на опыт директора Высшей воинской полиции.
—
Я услыхал от майора Бистрома, что он видел вас, — продолжил генерал, обратившись ко мне. — Я был поражен… я стал расспрашивать майора о вас… вы такой… вы необыкновенный человек…
—
Что же необыкновенного во мне? — удивился я, не ожидавший услышать ничего подобного.
—
Я… я еще тогда поразился вашему спокойствию! Я подумал: вот ведь человек!
