— Когда приезжают иноземцы, например из Когурё, нужен толмач, но со мной-то к чему разговаривать через толмача? Разве это не странно? — спросил Накатада.
— Вы так искусны в корейской музыке[703], что вас принимаешь за иноземца, — ответила Фудзицубо.
Наступил вечер. Повеял прохладный осенний ветер.
— Ветер осенний
Дышит прохладой.
Белое платье надев… —
пропел задумчиво Накатада и заиграл на кото, стоявшем перед ним [704].
— Если вы так поёте, значит, где-то есть женщина, которая вам доверилась, — заметила Хёэ.
— Только здесь могла бы быть такая женщина, — вздохнул он.
— Но ведь говорят: и в полях, и в горах… — продолжала девушка.
— Это о буре в человеческом сердце!
— А когда говорят: попутный ветер?
— Он уже превратился в холодный ветер осени, — ответил молодой человек.
— Впрочем, в небесах раздаются звуки.
— А что если выйти наружу? — продолжал Накатада.
— Прошла весна, и в поле не слышится больше шума работ. Ну, что? — не сдавалась та.
— Что же можно услышать, если осенний туман всю землю окутал?
— Никак не рассеется густой туман, и ничего различить не могу я, — произнесла она.
— Никак не иссякнет в сердце любовь, и живу я в печали, — вздохнул Накатада.
— Но многие были бы рады принять вас в своё жилище, — промолвила она.
‹…›
— Ведь говорят: средь облаков жилище он ищет, — продолжала девушка.
— И видно только луне, как бродит он средь облаков.
— Но ведь это только белые облака! — воскликнула Хёэ.
— Я хочу сказать серьёзно, — изменил тон Накатада. — Луна и солнце ‹…›. Почему время проходит, а всё так и остаётся нерешённым? И в конце концов обо мне, по-видимому, даже не вспомнят.
— Луна не светит, что же я могу разобрать? Ведь сегодня последний день месяца, — уклонилась от ответа Хёэ.
– ‹…› Странно, что как только заведёшь серьёзный разговор, все от него уклоняются. Нет, не тебя я имею в виду. Бессердечно сажать человека всегда у изгороди. Нет ничего печальнее на свете, чем одинокая жизнь, — продолжал Накатада. — О, моя милая! Напрасно я жду от вас участия! Руки устали, но сам собой распускается узел[705]. Сейчас уже что говорить…
Услышав это, Фудзицубо решила ответить молодому человеку:
— Разве не развязывают шнурка у вьюнка «утренний лик»[706] .
— Если уж поднялся ветер, то пусть он принесёт пользу, — сказал Накатада. —
О, дующий вечером
Осени ветер!
Капли росы унеси
С ложа из трав,
На которое путник ложится[707].
И нет рассвета, чтобы слёзы не лились на моё одинокое ложе. Фудзицубо ответила:
— Вымокло всё изголовье
Бездушного кавалера
От капель росы.
А ветер осенний
Все их несёт и несёт[708].
Кто будет утверждать, что нет таких, кто не забывает своих клятв?
— Наговор! — воскликнул Накатада. —
Не устаёт ветер осенний
Листвой деревьев играть
В этом саду.
Напрасно его
Непостоянным считают.
Кажется, нет никаких доказательств — в чём же моё непостоянство?
Фудзицубо на это ответила:
— Стоит осеннему
Ветру подуть,
Как листья хаги желтеют.
Как же не звать
Этот ветер непостоянным?
Какое уж тут доверие!
— Разве это всё не из-за вас? — ответил Накатада. —
Как только дохнет
На листья хаги
Ветер осенний,
Забьётся сердце у девы,
Что милого ждёт с нетерпеньем.
Фудзицубо засмеялась:
— Ветер вокруг
