Изгороди цветочной
Напрасно шумит.
Ни один из цветов
Ему не ответит.
— Ах, как это досадно! — вздохнул молодой человек. —
Листья хаги
К ветра порывам
Равнодушны остались.
Но нет ли живой души,
Чтоб тайно его призывала?
В то время слуги, посланные из дворца Человеколюбия и Долголетия, повсюду искали Накатада, но найти не могли. «Неужели он ушёл?» — негодовал император. Слуги отправились в караульню Императорской охраны, Накатада там не было, но сопровождающие его сидели на месте.
Император требовал найти молодого человека:
— Только что из шатра Левой охраны слышались несравненные звуки цитры, Накатада не мог уйти далеко. Но если он ушёл домой, непременно пошлите за ним. Все поиски были тщетными.
— Я во что бы то ни стало хочу видеть Накатада. Неужели никто не может его найти? Знаешь ли ты, где он скрывается? — обратился император к Канэмаса.
— Он только что был здесь. Разве уже ушёл? Да, его тут не видно, — ответил тот.
— Если он ушёл, пошлите за ним, — приказал император.
— Не похоже, чтобы он ушёл. Это было бы странно, — сказал Канэмаса. — Вот и военачальник Судзуси здесь. Может быть, вы велели, чтобы он поиграл на кото? Тогда он сбежал, услышав об этом. Поистине, он странный человек. Как только речь заходит о кото — скрывается бесследно. Не приказать ли вам для видимости унести инструмент и не отпустить ли придворного Судзуси? А то он чего доброго и вправду уйдёт домой, — сказал Канэмаса.
— Я согласен, — сказал Судзуси, встал и отошёл немного от императорского сиденья. Увидев Ёридзуми, он сказал: — Я ухожу. Если меня будет звать государь, скажите, пожалуйста, что я играл на лютне ‹…›. — Он говорил не настолько громко, чтобы Накатада мог его услышать.
Судзуси отправился во дворец, где проживала Фудзицубо.
— Кто там? — спросил Накатада.
— Это Судзуси, — был ответ. — Государь очень сердится, что ты исчез. Со мной ты поступаешь так, что кстати вспомнить об осеннем ветре[709]. Ты взял и спрятался. Император требует разыскать тебя во что бы то ни стало.
— Тише, тише, молчи! — сказал Накатада.
— Твой отец по приказу императора повсюду тебя разыскивает. Нехорошо так относиться к родному отцу! — продолжал Судзуси.
— В такой день, как сегодня, никто не признает ни отцов, ни детей.
— Государь велел мне поиграть на кото и так настаивал, что я не знал, как быть. Всё это по твоей милости, — пожурил друга Судзуси.
— По моей милости на тебя сыпалась бы только благодать, — ответил Накатада.
Тем временем из дворца вынесли закуску на подносах из светлой аквилярии.
— Нынешний день принёс мне одну досаду, — сказал Судзуси.
— Какую? — поинтересовался Накатада.
— Я думал, что сегодня тебя обязательно призовут к государю, — начал объяснять Судзуси.
— И что же тебя огорчило? — удивился Накатада.
— Ты бы мог доставить императору удовольствие в десять раз большее, чем Наминори из левой команды своей победой. И я, предполагая, что ты будешь во дворце, приготовил кое-что со своей стороны. ‹…› Государь на моё сожаление не обратил никакого внимания; и я думаю, это потому, что он не расположен ко мне.
— И мне так показалось. Когда я играл на органчике, я думал: если бы Судзуси был рядом! — сказал Накатада.
— А не поиграете ли вы сейчас оба немножко для меня? — раздался в это время голос Фудзицубо.
Пока Судзуси и Накатада разговаривали о том о сём, чины Правой императорской охраны были посланы в дом Канэмаса, а Накаёри вместе с несколькими младшими военачальниками в поисках Накатада обходил все дворцовые строения. Сам Канэмаса в сопровождении прислуживающего мальчика отправился в караульные помещения и велел спросить у стражников, не покидал ли дворец Накатада и стоит ли ещё у ворот его экипаж. Ему ответили, что никто не видел, чтобы он ушёл, а экипаж с сопровождающими так и стоит на месте. Тогда Канэмаса обошёл все дворцовые помещения, начиная с покоев императрицы, затем караульные помещения, павильоны наложниц императора. Приблизившись к покоям Фудзицубо, он услышал, как Накатада играет на цитре, а Судзуси — на лютне. Поскольку оба были очень знамениты, они изменили свою обычную манеру игры, чтобы их не могли узнать, но у Канэмаса был тонкий слух, и он решительно направился к молодым людям. Накатада хотел было скрыться, Но Канэмаса остановил его:
— Тебя призывает император, почему же ты сидишь здесь? Ступай к государю!
— Скажите, что я ушёл домой. Я сейчас очень расстроен, ручаюсь ужасно и не могу появиться перед государем, — начал было Накатада.
— Ты непонятлив, — возразил отец. — Если я скажу, что ты дома, государь велит послать за тобой. Ему уже доложили, что и сопровождающие, и экипаж на месте, как же я скажу, что ты ушёл? Он же подумает, что я тебя прячу… Это возмутительно! Когда ты появляешься во дворце, у меня одни только неприятности. В нашем мире нельзя отказывать ‹…›. Мы все находимся во власти государя, и нет никого, кто бы противился его приказу. Государь изволит тебя призывать и разыскивать. Не дай повод думать, что ты, служа во дворце, никогда не подчиняешься воле государя. Поспеши же туда!
— Но пусть хотя бы сегодня он простит меня, — не сдавался Накатада.
— Если я тебе уступлю, то потом буду страшно ругать себя. ‹…› Неслыханное дело ослушаться государя! Ты уже огорчил его, и он во что бы то ни стало приказал тебя привести.
Говоря это, Канэмаса не переставая подталкивал сына. Они оба скрылись в направлении дворца Человеколюбия и Долголетия. На Судзуси генерал не обратил никакого внимания.
Наследник престола вошёл в покои, отведённые для прислуживающих ему дам, и спросил:
— Почему госпожа Фудзицубо не присутствовала на празднике?
— Когда Фудзицубо не видно, всем очень скучно, — сказала Пятая принцесса. — Если же она появляется, то это зрелище более захватывающее, чем сегодняшние состязания.
— Ей не надо говорить: «Своего облика стыжусь»[710], — сказал наследник престола и, взяв камешки и раковины со свежими морскими водорослями на них, послал их Фудзицубо вместе с письмом:
«Почему тебя не было сегодня на празднике? Во дворце Человеколюбия и Долголетия присутствовали все, но
Нырнув глубоко
За дивными водорослями,
