чрезвычайно счастливый. Женщина, которую ты видела во сне, родила ребёнка, он станет важным сановником, и в конце концов через того ребёнка она будет облагодетельствована. И разлучит их только смерть», — напророчил он. Если так, то это начало вашего процветания. Я много видела снов, и если снится иголка, то это к ребёнку очень умному, почтительному к родителям. Когда я должна была родить свою дочь, что живёт сейчас в провинции Тамба, я видела сон, будто беру я кусок шёлка из провинции Синано, вытягиваю из него нитку, ловко вдеваю её в иглу с большим ушком и начинаю шить себе платье. К чему бы такое снилось? А к тому, что дочь моя счастлива и что я живу её милостью. В прошлом месяце ходила я к ней поговорить и о ваших делах и принесла белого риса три то и пять масу, а неочищенного риса — семь то[136]. Вот мы и выкрутились! О чём нам беспокоиться? Не рассуждайте, как дитя. ‹…› Глядя на вас, и не скажешь, что у вас уже у самой сынок. Незачем вам думать о смерти. Незачем тосковать о прошлом. Много на свете людей, которые живут хуже вас. Не годится вам жаловаться, такой красавице.
— Почему ты так беспокоишься? — возразила в ответ госпожа. — Я не замышляю того, о чём ты думаешь.
— Не надо убиваться, — продолжала служанка, — может быть, в этом замысел будд и богов. Не надо говорить, что вот уж конец света, нельзя утверждать бездумно, что всё преходяще. Ведь такой сынок, как у вас, — истинная драгоценность.
И она действительно заботилась о нём, как об истинной драгоценности.
Так жила дочь Тосикагэ, проводя дни и ночи в слезах, и пусто проходили её дни и месяцы. Доходов не было никаких, служанка продавала мелкие вещи, которые были в доме, — тем и жили. Шло время, и только увеличивалось море слёз. Когда мальчику исполнилось три года, летом, его отняли от груди. Мать забеспокоилась:
— Как, сын мой теперь не будет пить молока? Нет, пусть пьёт. Нельзя, чтобы он страдал. Ведь другой еды у нас нет, а если он не будет пить молока, то что же с ним станет?
— Нет, нет. Больше ему молока пить не надо, — настаивала служанка. И в конце концов мать подчинилась.
Ребёнок рос очень быстро. Был он необычайно красив. О чём бы ни услышал, что бы ни увидел, этого он уже не забывал. Его сообразительность и ум были поразительны. Ещё дитя, он не совершал ничего такого, что могло бы огорчить мать, и уже понимал, что родителей нужно почитать.
Осенью того года, когда исполнилось ему пять лет, служанка умерла. У матери и сына не осталось никакой пищи. Томительно проходили дни. Сын выходил из дому побродить по окрестностям. Он знал, что мать ничего не ест, и очень этим печалился. «Как же накормить её?» — думал мальчик упорно, но он был слишком мал, чтобы чем-нибудь заняться.
Однажды утром вышел он к реке, что текла поблизости, и увидел, как рыбак удит рыбу.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Родители мои больны, им нечего есть, вот я и хочу поймать для них рыбы, — ответил рыбак.
«Я тоже могу наловить рыбы для матушки», — подумал мальчик. Сделав крючок, этот необычайно красивый ребёнок пошёл на широкую реку и начал удить.
Прохожие, видя его, удивлялись:
— Кто этот прелестный малыш, который один забавляется на берегу реки? — и спрашивали его: — Что ты тут делаешь?
— Я играю просто так, — отвечал мальчик.
Ребёнок был так мил, что люди подумали: «Наловим-ка мы для него рыбы!» Они наловили много рыбы, и мальчик отнёс её домой.
— Не делай этого больше! Я хоть и не ем ничего, но не страдаю от этого, — сказала ему мать, но мальчик её не послушался и продолжал удить рыбу.
С каждым днём красота его становилась всё ослепительней. Когда он удил на реке, многие брали его на руки, ласкали и говорили:
— Есть ли у тебя родители? Будь нашим сыном!
— Нет, у меня есть матушка, — отвечал он и уговоров не слушал.
Пока было тепло, он ходил на реку за рыбой и кормил мать. Она жила, как во сне, питалась лишь тем, что приносил ей сын. Но вот наступили зимние холода, и он уже не мог ловить рыбу. «Что же я принесу матушке? Как же быть?» — терзался он.
— Я ходил ловить рыбу, но вся река покрыта твёрдым льдом, и рыбу поймать нельзя. Матушка, что же мы будем делать? — сказал он, возвратившись домой, и заплакал.
— Чему ты печалишься? — стала утешать его мать. — Не плачь. Когда лёд растает, ты опять сможешь ловить рыбу. Я и так много её съела!
На следующее утро он снова пошёл на реку. Там толпился народ, разъезжало много экипажей. Когда все разошлись, он увидел, что река покрыта льдом, словно зеркалом.
— Если в действительности я преисполнен сыновней добродетели, то пусть растает лёд и появится рыба. Если же нет во мне сыновней добродетели, то рыба не появится! — воскликнул он, плача.
Вдруг лёд растаял, и большая рыба выпрыгнула из воды прямо ему в руки[137]. Он отнёс её домой и сказал матери:
— Я истинно добродетельный сын!
Он разгребал глубокий снег, и руки и ноги его стали красными, как клешни рака. Когда он прибежал домой и мать увидела это, печаль охватила её и из глаз полились слёзы:
— Зачем ты выходил из дому в такой мороз? Не выходи, пока так холодно!
— Что мне погода? Я думаю только о тебе, — ответил он.
Остановить его было нельзя. Пойманная же рыба, на вид совершенно обыкновенная, превратилась в сотню разных яств. Каких только чудес не бывает на свете!
Наступил новый год. Мальчик подрос и стал ещё умнее. Бодхисаттва в образе человека, он казался совсем взрослым. Многие видевшие его говорили себе: «Чей это ребёнок? Кто его родители? Он, по- видимому, живёт где-то неподалёку» — и пытались найти его дом. Могло статься, они бы и обнаружили жилище, поэтому мальчик старался не попадаться никому на глаза.
«Разве только в этой реке водится рыба?» — подумал мальчик как-то раз и, спустившись вниз по течению, переправился через реку и пошёл на север. Он вошёл в горы и увидел, как какой-то отрок роет землю, что-то достаёт из земли и печёт найденное на огне, а под большими деревьями собирает жёлуди и каштаны.
— Для чего ты пришёл в горы? — спросил он внука Тосикагэ.
— Я пришёл сюда, чтобы ловить рыбу. Хочу отнести её домой, матушке.
— В горах рыба не водится, — сказал отрок. — К тому же убивать живых существ грех. Собирай вот это и ешь. — И дав ему то, что собирал сам, исчез.
Мальчик обрадовался, отнёс всё домой и накормил мать. После этого он ходил в горы, отыскивал, как научил его отрок, батат и ямс, собирал плоды деревьев, выкапывал корни багряника и кормит мать.
Однажды в сильный снегопад он не мог отыскать батат и ямс, даже плоды деревьев были скрыты под снегом. Тогда мальчик сказал:
— Если нет во мне сыновней добродетели, то пусть валит снег ещё больше!
И снег, сугробы которого становились всё выше, вдруг прекратился, ярко засияло солнце, появился тот же самый отрок, испёк батат и ямс, отдал их ребёнку и исчез[138] .
Каждый день ходить так далеко в горы мальчику было не по силам, и как-то он подумал: «Вот если бы мы жили в этих горах! Всё было бы у нас под рукой!» Он зашёл глубоко в горы и там натолкнулся на четыре огромных дерева криптомерии, стоявших так близко друг к другу, что ветви их переплетались. Увидев в одном из них дугою величиной с большую комнату, мальчик подумай: «Вот если бы мы с матушкой поселились здесь! Я бы собирал плоды деревьев и тотчас приносил ей!»
Он подошёл к дуплу. В нём жили грозные медведи с детёнышами. Звери выбежали из дупла и собирались наброситься на мальчика, но он воскликнул:
