свете. Я ни о чём не мечтал и ни на что не надеялся. Сейчас же я служу государю, повсюду известен, но в душе радости не испытываю. Почему? Потому что ты родителей своих не навещаешь и живёшь так, как будто чем-то недовольна. Вот и я не чувствую никакой радости. Ты не права, затаив обиду на своих родителей за то, что они отдали тебя мне в жёны. Твой отец от себя меня не отпускает и советуется со мной даже в вопросах государственных. И о тебе он постоянно заботится, а твоё отношение поистине постыдно. Мир непостоянен. Фудзицубо с давних пор была знаменита и погубила многих людей. Начав служить во дворце, она полностью завладела сердцем наследника престола, и никто из его жён не мог больше приблизиться к нему. Она сразу же родила мальчика, и все утверждали, что он-то и станет наследником престола, а она — императрицей, но сейчас никто уже так не говорит. Другая наложница, о которой всерьёз и не думали, родила сына, и вот его-то, по-видимому, и провозгласят наследником. Людей, находящихся в зените славы, судьба свергает вниз. Совсем не обязательно, что я так и останусь человеком заурядным. В Университете меня все презирали, а сейчас разве я не вхож к самым важным сановникам? Ведь мало на свете таких, кого можно назвать учёными.
Но госпожа из северных покоев делала вид, что ничего не слышит.
Все говорили о том, что провозглашение наследника престола состоится до конца месяца. Перед воротами домов Канэмаса и Накатада постоянно толпился народ, господа приезжали к ним верхом и в экипажах, и шум стоял, как на базаре. Императрица-мать каждый день посыпала Канэмаса письма. В усадьбе же Масаёри не появлялись даже посыльные от императора. Известий о провозглашении наследника не было, и Масаёри решил, что если наследником станет не его внук, он на следующий же день примет монашество и удалится в горы. Он даже определил, куда именно скроется, и заказал монашескую рясу.
В его покоях собралась вся его семья, и все, плача, спрашивали, что с ними будет.
— У меня много дочерей, но из всех них я больше всего с самого её младенчества любил Фудзицубо, — отвечал министр. — Я воспитывал её с особой заботой, носил на руках. Мне хотелось, чтобы хотя бы она добилась надлежащего успеха в мире. Глядя на неё, я испытывал гордость и особую нежность и принимался заботиться о ней ещё больше. Но из-за неё же меня сильно ненавидели, говорили, что ради неё я не щадил человеческих жизней. Я отдал её на службу в императорский дворец — ей все завидовали. А сейчас я вижу, как её высмеивают, как её позорят — для чего мне оставаться с людьми?
Распространились слухи, что церемония провозглашения наследника престола назначена на следующий день. Сыновья Масаёри старались насколько возможно утешить отца, но он раздражённо отмахнулся:
— Я ничего не хочу слышать об этой церемонии. Не говорите мне ничего.
На следующий день рано утром он заперся в гардеробной.
— За какие прегрешения мне суждено видеть всё это? — но сокрушалась его жена, сидя рядом с ним.
Сыновья, расположившись у правой и левой дверей, лили слёзы и не знали, что им предпринять.
Днём показался посыльный: «Пожалуйте во дворец», — но Масаёри не произнёс в ответ ни единого слова.
Когда императору доложили, что Масаёри не придёт, он вызвал к себе Тадамаса. Тот тоже не явился, но император снова послал за ним. «Дело решилось очень быстро. Вряд ли кто-нибудь заподозрит, что я приложил к этому руку», — подумал первый министр и поехал к императору.
Масаёри сказал Тикадзуми и Юкидзуми:
— Пойдите во дворец и расскажите мне, как обстоят дела. Мне было велено явиться к государю, но я колеблюсь.
Сыновья в полной растерянности отправились во дворец.
Наступил час курицы.[286] Первый министр явился во дворец. Император, не произнося ни слова, придвинул тушечницу, что-то написал, приложил печать и велел Санэёри передать бумагу Тадамаса. Когда министр прочитал написанное, камень свалился у него с души. Глядя на него, Тикадзуми подумал: «Итак, это его внучатый племянник! Всё совершилось по его желанию. Усилия моего отца оказались тщетными». Он побледнел, и лицо его задёргалось. Император, глядя на него, чувствовал удовлетворение, но в то же время ему было жалко молодого человека.
— Не теряй мужества. Пойди за первым министром, — сказал он.
«Может быть, когда мы останемся вдвоём, министр что-нибудь расскажет», — подумал Тикадзуми и пошёл к Тадамаса.
Тадамаса остался на ночь в служебном помещении. Тикадзуми прошёл туда и всё время оставался подле министра. Утром Тадамаса, улучив мгновение, когда около них никого не было, написал коротенькую записку и отдал Тикадзуми. Взяв её, тот поспешно вышел. Записка была запечатана и сверху надписана: «Министру Масаёри». Молодой человек не стал разыскивать своих сопровождающих, он сел на стоявшего у ворот крепости коня и помчался на Третий проспект. Сыновья Масаёри сначала решили, что это мчится кто-то с мечом наголо, дабы покончить с ними со всеми, и похолодев от страха, ожидали, что с ними будет, не в силах произнести ни слова. Весь дрожа, Сукэдзуми, запинаясь, произнёс:
— Ну, что? Кого же избрали?
— Я не мог разузнать, — ответил Тикадзуми. — Письмо от первого министра. — Его била мелкая дрожь.
— Открой же письмо, — зашумели братья.
— Как я могу открыть? — возразил тот и, постучав в дверь гардеробной, сказал: — Это Тикадзуми. Я должен вам что-то передать.
Масаёри в полной растерянности не мог произнести ни одного слова.
— Он хочет что-то сказать, — прошептала его жена и открыла дверь.
Сыновья Масаёри протиснулись в узкое помещение, Тикадзуми протянул отцу письмо. Масаёри лежал на полу, накрывшись с головой. Он велел Тададзуми прочитать письмо.
Женскими знаками было написано:
«Наследником престола избран Молодой господин. Указ был составлен вчера в час курицы. Обычной церемонии не было. Император решил по собственной воле. Он велел мне никому не говорить, пока указ не будет обнародован. В час змеи[287] состоится официальная церемония. Приходите же во дворец».
Масаёри вскочил на ноги.
— Знает ли Фудзицубо? — закричал он.
— Первый министр написал вам первому.
— Скорее сообщите ей. Она, наверное, вся извелась, — сказал он. Его уныние сняло как рукой.
Когда Тикадзуми прошёл в южные покои, Фудзицубо сидела со старшим сыном на коленях и держала на руках младшего. Она была погружена в мысли об обещаниях, которые ей расточал император.
Тикадзуми сообщил ей новость, и Фудзицубо рассмеялась:
— Вот как! А я-то думала: неужели государь изменит своим давним клятвам? Но ходили странные слухи, и я начала тревожиться.
Она одела наследника престола в парадное платье. После этого Масаёри и его сыновья, все в парадной одежде, отвели наследника в северные покои главного помещения. Второго сына Фудзицубо поместили в западных покоях. Сыновья Масаёри велели слугам убрать помещение, и в мгновение ока покои заблистали, как драгоценный камень. Повсюду в усадьбе готовились к церемонии. Двор был посыпан песком так ровно, что казалось, будто выпал снег. Можно было подумать, что все приготовления сделали заранее. Когда с убранством усадьбы было покончено, господа отправились в императорский дворец.
В покоях Фудзицубо собрались кормилицы, служанки и юные прислужницы, все в высоких причёсках и парадных платьях. В западных покоях собрались замужние дочери Масаёри. Жена его, пятая и шестая дочери прошли в главное помещение.
Услышав о том, что наследник престола избран, Накатада вздохнул с облегчением: «Из-за этого дела я ни к кому не мог подойти, — подумал он. — Даже император Судзаку нашёл меня странным. Переезд на
