ветра листья дождём сыпались с деревьев, у подножия горя, охваченные печалью, господа сочиняли стихи. Затем Накаёри возвратился в монастырь.
Встречать путников явилось много слуг. Слуги Накатада и Судзуси были в охотничьих костюмах и держали на руках небольших соколов, так что на обратном пути господа смогли поохотиться; пойманных птичек посадили в бамбуковые клетки. Суэфуса распрощался с друзьями в начале проспекта. Судзуси, Юкимаса и Тадакосо, проводив Накатада до дому, отправились к себе. Накатада распорядился угостить своих сопровождающих, передовым подарил одежду, а верховым и прочим слугам — шёлк.
Войдя к жене, Накатада узнал, что она никуда не выходила и ждала его. Это его очень обрадовало. Живых птичек, пойманных на охоте, Накатада отдал Инумия, и девочка пришла от них в восторг, а прочих птиц он вынул из клеток и отправил на кухню, велев приготовить их для Первой принцессы. Обратившись к ней, Накатада произнёс:
— Для тебя в горную глушь
Я пустился,
Соколов на рукав усадив.
И птичек принёс,
Что сверчков мацумуси едят.[283]
Она на это ответила:
— Как — для меня
Ты в горы уехал?
Уверена, что о жене
Ты ни разу
Не вспомнил.
«Как всегда, равнодушна…» — подумал он и отправился к сестре Накаёри рассказать о путешествии в горы.
Таким образом, Накатада начал выходить из дому и вскоре отправился с визитом к отрёкшемуся от престола императору Судзаку. Император велел проводить его в покои и сначала, пристально смотрел на него, ничего не говоря. Наконец произнёс:
— В течение долгого времени я даже мечтать не мог жить так, как живу сейчас, — делать то, что хочу, и видеть тех, кого хочу. Почему ты столько времени не показывался у меня? Я уже давно не видел Первую принцессу и посылал за ней, но она почему-то не приехала.
Генерал в крайнем смущении не знал, что ответить. После некоторого молчания он сказал:
— Я долго был болен и никуда из дому не выходил. Потом я отправился в Мидзуноо, чтобы хоть немного ободрить Накаёри, и возвратился оттуда только что.
— Мне рассказывали, что он живёт один и бедствует, — сказал император. — Путешествие было интересным?
Накатада рассказал обо всём, что происходило в монастыре, и показал императору сочинённые там стихи.
Рассмотрев полученные подарки, Накаёри раздал всё, что предназначалось другим, и оставил у себя лишь то, что могло ему понадобиться. Полученную от Судзуси кухонную утварь он послал жене, сопроводив подарок письмом:
«Несколько дней у меня гостило много народу, я был занят и не мог писать тебе. Если ты хочешь выйти замуж, как это часто бывает, то никаких препятствий к тому нет. Но я тебе вот что хочу сказать. Не думай, что другие будут относиться к тебе, как я в своё время. Среди современных людей ты вряд ли найдёшь такое сердце, как у меня. Из этих глухих гор я иногда могу что-нибудь тебе послать, пусть хоть это будет тебе утешением…
Ветер холодный
В соснах уныло шумит…
Годы проходят.
Но помню я о тебе,
На ложе холодном спящей.[284]
Это мне преподнесли, чтобы я варил кашу, а я посылаю тебе. Когда будешь шить ночные платья для детей, положи побольше ваты. Дети тоскуют по тебе, но я хочу ещё немного поучить их музыке».
Госпожа, прочитав это письмо, горько плакала и написала в ответ:
«Благодарю за письмо. Я с грустью читала, что у тебя были такие именитые, такие блестящие гости. Поступить, как делают все? Выйти вторично замуж? Нет, даже появись у меня такая возможность, я не стала бы о том думать. Я хочу только одного: уйти в монастырь и жить рядом с тобой. И слушая ветер в соснах, мечтаю лишь об этом.
Как только иней землю покроет
И шум ветра в соснах раздастся,
Не холод постели моей,
Но тонкое платье из мха
Мне страхом грудь наполняет.[285]
Спасибо за утварь, я буду ею пользоваться, тебя вспоминая».
Она открыла подарки и увидела, что там очень много шёлка и ваты. Часть она послала матери, один ящик отправила госпоже Адзэти, а часть дала прислуживающим ей дамам. Они стали разворачивать шёлк, дёргая его друг у друга.
— Как всегда, Судзуси делает очень богатые подарки, — сказала госпожа.
Раньше вокруг усадьбы Масаёри на Третьем проспекте со всех сторон стояло множество экипажей, а ныне не было ни одного. К Фудзицубо тоже никто не являлся с визитом. Но у Накатада всегда было много народу, и в покоях у Санэёри тоже было людно. У Масаёри же собирались только его сыновья. К Суэфуса тоже часто приезжали гости. Он мог стать инспектором Палаты правосудия, и его посещали многие книжники. У Суэфуса была очень хорошая репутация, он был учителем нынешнего императора, и его достоинства признавались всеми. Император после восшествия на престол продолжал всем сердцем отдаваться сочинению стихов и всегда при этом призывал к себе Суэфуса ‹…›. Во внешности его не было ни одного изъяна. Он часто говаривал жене:
— Когда я учился в Университете, ноги у меня торчали, как у журавля, я был худ, как скелет, но продолжал читать книги, пока мог различать письмена. Ночью я собирал светляков и занимался при их