— Очень это прискорбно, — посочувствовал ему друг. — Так ты и не видел принцессу?
— Прогнала меня в другую комнату, наговорила пренеприятных вещей. Отвратительный характер, становится просто противно, — вздохнул Накатада.
— Ты ведь помнишь то время, когда речь шла о назначении наследника престола, — промолвил Судзуси. — Они ни во что не ставили даже государя…
— Ужасно, что у неё такой же характер, как у всего семейства Масаёри, — вздохнул Накатада. — Но есть кое-что, что нам поможет справиться с этой семьёй.
Масаёри объявил, что этот год является для него несчастливым[378] и что он не будет устраивать большого пира во второй день первого месяца.[379] «Как нам быть?» — недоумевали Тадамаса и Канэмаса. «Какой скучный новый год!» — говорили в связи с этим сановники.
В день крысы, незадолго до конца месяца, многие домочадцы Тадамаса и Канэмаса отправились в горы.[380] День был тихий, множество молодых людей и подростков, нарядно разодетых, гуляли по горам и сочиняли стихи. Их можно было видеть с башен усадьбы.
В конце второго месяца в башне возобновились занятия на кото.
Деревья на горах покрылись свежей листвой, показались цветы. Вид был удивительно хорош.
Наступил праздник третьего дня третьего месяца. Инумия становилась всё серьёзнее, она выглядела совсем взрослой. Ей поднесли красиво накрытый поднос с едой.
В тот год вишни цвели особенно пышно, и казалось, что башни плывут в их цветах.
Неподалёку среди цветов слышалось пение соловья, и девочка стала тихонько вторить ему на кото.
— Как заслышу
Из пены цветочной
Соловьиное пеньё,
Милую матушку
С тоской вспоминаю… —
сложила она. Отец, слушая её, был охвачен глубокой печалью, а девочка, стесняясь того, что её услышали, покинула комнату.
В четвёртом месяце во время праздника Камо мальва и багряник были очень красивы и внушали возвышенные чувства. Жрец из храма Камо, имевший пятый ранг, преподнёс матери Накатада цветы мальвы и ветви багряника. Ему послали подарки. Накатада велел дамам четвёртого и пятого рангов красивой наружности прикрепить священные дары на занавесь в покоях матери. На бледно-зелёной бумаге она написала:
«На занавеси жемчужной
Дивная мальва.
И чувствую,
Как исчезают
Мрачные думы…»
Накатада ответил ей:
«Пока не видел,
Как рядом с багряником лунным
Мальва цветёт, —
Сердце блуждало
Словно во мраке ночном.
Я всё время думаю о ветках багряника, которыми украсили твои покои».
И он, и мать почувствовали при этом глубокую грусть.
На праздник пятого дня пятого месяца Канэмаса послал им подарки, а также Первой принцессе и госпоже Дзидзюдэн. Накатада, выбрав великолепные подношения, послал их госпоже Дзидзюдэн. Он всем, от принцев до низших чинов, преподнёс очень красивые подносы. Как обычно, архивариус доставил из дворца дары матери Накатада.
В том месяце беспрерывно лил дождь. В пятый день, под вечер, капли дождя тихо падали на землю. Невнятно слышался плач кукушки. Сквозь тучи неярко светила луна. Трое музыкантов неторопливо играли на кото, звуки были чарующими. Все, кто жил в усадьбе, собрались в павильоне над источником и внимали музыке. Среди них многие были довольно опытны в игре на этом инструменте, но и они не могли различить на слух, кто из трёх музыкантов играет лучше. Пьеса окончилась, и всё стихло. Затем музыканты сели за другие инструменты и заиграли пьесу, соответствующую этому времени года. Уверенные звуки раздавались громко и, казалось, проникали даже под землю. Слушатели были потрясены.
В шестом месяце наступила жара, но с гор, поросших высокими деревьями, дул свежий ветер, и в башне было прохладно. Инумия носила белое платье из тонкого шёлка. В последний день месяца госпожа и Инумия в сопровождении большой свиты вышли на берег реки и выполнили церемонию очищения.
В это время Канэмаса, взяв с собой сына Насицубо, тоже отправился на реку. Они приблизились к дому Накатада и заметили неподалёку шатёр госпожи и Инумия. Сын Насицубо, играя с сыном госпожи Сайсё, сказал: «Давай войдём в шатёр» — и подняв полотнище, вошёл внутрь. Там за переносной занавеской высотой в три сяку находились госпожа и Инумия. Принц, заглянув за занавеску, неожиданно очутился с Инумия лицом к лицу. Она сразу же отвернулась, а бабка её, увидев принца, встревожилась.
«Ах, как нехорошо получилось. Он пришёл сюда, думая, что Накатада здесь. ‹…›» — решила она.
Госпожа показалась из-за занавески, но она не могла бранить принца. Разложив подушки, она пригласила мальчиков сесть.
— Вы видели кого-нибудь? — спросила она.
— Там ничего не видно, — спокойно ответил принц.
Он был очень рассудителен, вёл себя как взрослый, и госпожа подумала, что вряд ли он станет рассказывать о том, что произошло. Принц же про себя думал: «Я видел маленькую девочку. До сих пор я не видел таких красивых. Она так хороша собой, что мне хочется увидеть её ещё раз. Если бы я мог играть вместе с нею!» Такие желания переполняли его сердце, но он молчал.
Инумия же огорчалась, что матушка видеть её не может, а тут её увидел пусть и мальчик, но всё-таки мужчина. Она думала об этом почти со страхом.
Госпожа усадила гостей возле себя и угощала их фруктами, но они ели мало. Оба мальчика были очень красивы.
— Ах, посмотри, как птицы садятся на воду! — сказал сын госпожи Сайсё своему товарищу.
Госпожа следила, чтобы принц не увидел ещё раз Инумия, но её опасения были напрасны. В шатре появился Накатада, и дети вскоре ушли.
— Я испугался, не вошёл ли к вам этот неугомонный принц прямо за занавеску, — сказал Накатада.
Госпожа не знала, что ответить.
Госпожа и Инумия до вечера смотрели, как ловят рыбу с помощью бакланов, и потом вернулись к
