— Откуда вы приехали? Кого хотели видеть? — спросил Накатада.
— С вашего разрешения я обо всём подробно расскажу. У покойного главы Ведомства гражданского управления была служанка по имени Сагано.[384] Я её родственник.
Мать Накатада через ленты переносной занавески взглянула на мужчину и ясно вспомнила, что тогда ему было лет десять. В её душе ожили воспоминания о прошлом: как она жила в разрушенном доме и как Сагано, которая, несмотря на свой возраст, была очень крепкой, носилась повсюду, готовя всё необходимое к рождению Накатада. Этот мужчина был родственником Сагано, которой госпожа была так обязана. Часто потом приходилось ей сокрушаться: «Ах, если бы Сагано была не так стара и до сих пор оставалась в живых!»
— Я слышала, что у неё были дочери, — промолвила госпожа.
— У неё было три дочери. Старшая уже умерла, две других ещё живы. В провинции Ими служил чиновником третьего класса некий Ёсимунэ Токимоти. Он и его младший брат, тоже чиновник третьего класса, служивший в Правых императорских конюшнях, женились на сёстрах. В позапрошлом году — не знаю уж, отчего — оба брата скончались. У каждого из них было два сына, они прибыли сюда со мной.
Я служил в конюшне отрёкшегося императора Сага и был в то время чиновником третьего класса при правителе провинции Нагато. Зовут меня Токимунэ. Я жил в провинции Сэтцу. Вторая и третья дочери Сагано, потеряв мужей, переехали в прошлом году вместе с сыновьями жить ко мне. Эти мальчики не так уж необразованны. Матери их говорили: «Мы воспитали их достойным образом, и надо отдать их на службу в столицу, в благородный дом». До прошлого года они носили траур по родителям и оставались дома. Как раз в это время в государственных храмах не хватало подростков, и священнослужители хотели взять к себе именно этих мальчиков, но матери их не пожелали, чтобы они приняли монашество. Обо всём было доложено правителю провинции, и жить нам стало невмоготу — священнослужители вместе с местными властями принялись обвинять нас в различных преступлениях и в конце концов погубили наш дом. Матери этих подростков говорили: «Но есть, наверное, на свете люди, которые могли бы спасти нас». Бабка мальчиков с молодых лет служила у знатных господ. Сама она была из простых, но служила у покойного господина в этом доме до последнего дня его жизни. Она даже о собственных детях как следует не заботилась и всю жизнь посвятила своему господину. Но никому из нашей семьи знать её господ не довелось — и как мы об этом горевали! Дочери её говорили, что в прошлом дом господина процветал в течение многих поколений. Итак, я, скорбя о положении семьи, с надеждой в душе отправился в столицу. В конце жизни Сагано часто грустила, она была нездорова, и ей хотелось жить со своими дочерьми, но в доме её господина осталась одна-одинёшенька его дочь, у которой родился ребёнок и которая очень нуждалась, — Сагано не могла покинуть её. А сама она всё надеялась, что скоро поправится, да так и скончалась в столице.
Рассказ Токимунэ пробудил в душе госпожи множество воспоминаний, грудь её сдавила печаль, из глаз полились слёзы. В своё время она рассказывала о Сагано своему сыну. Он сразу вспомнил старую служанку и был очень рад приезду Токимунэ.
После некоторого колебания госпожа сказала:
— Вы повествуете о таких печальных событиях, что мне стало очень грустно. Да и можно ли сдержаться, слушая ваш рассказ о Сагано. Но никому больше не сообщайте этих подробностей. Вы явились к нам от Сагано, и я буду относиться к вам так, как относилась к ней. Мы не оставим вас, мой сын — генерал. Не веришь своим ушам, слушая о всех ваших мытарствах. Мой сын немедленно пошлёт посыльного к правителю провинции Сэтцу. Жаль, что вы не обратились к нам раньше и беззакония длились так долго. Я не знала, где живут дочери Сагано, и хотя мне хотелось навестить их, исполнить этого я не могла. Я очень рада ‹…›. Вы хорошо сделали, что прибыли к нам.
В молодости Токимунэ был очень красив и служил в благородном доме. Хотя он прибыл прямо из провинции, в нём ничего деревенского не было. У него были хорошие манеры и в выражении лица чувствовалось благородство. У подростков же волосы были тонкими и достигали колен. ‹…›
— Я взял всех детей с собой, — сказал Токимунэ.
— Вы очень хорошо сделали, — ответил Накатада. — Сейчас они именно в том возрасте, когда нужно начинать службу.
Накатада велел детям приблизиться, и Токимунэ позвал их.
— Я хочу разглядеть вас получше. Подойдите поближе, — сказал Накатада.
Внимательно оглядев подростков, он убедился, что они белы лицом и красивы и что во внешности их нет ни малейшего изъяна.
— Замечательные! — воскликнул он. — А есть ли у вас какие-нибудь таланты?
— Двое из них неплохо играют на флейте, двое других любят танцевать, — сказал Токимунэ. — Поэтому-то их и хотели взять на службу в храм, и нам пришлось нежданно-негаданно испытать ужасные несчастья.
— Вот оно как! Я поселю их всех вместе и прикажу обучать тому, к чему у них лежит душа, — пообещал Накатада.
— Жена Токимоти,[385] чиновника третьего класса в провинции Оми, во времена правления императора Судзаку служила во дворце на кухне. Она должна была быть повышена в чине и получить титул, но, к сожалению, её нечестным путём обошли, и она ничего не получила.
— Это легко исправить. Если она сейчас обратится с просьбой, её удовлетворят, — сказал Накатада. — Но теперь это, может быть, и не нужно, мы вознаградим её иначе. Если дети будут в столице, их матерей я тоже здесь пристрою. Все родственники Сагано могут приехать и будут здесь приняты. Я построю для них жилище недалеко от этого проспекта.
— Не знаю, как и благодарить вас, — промолвил Токимунэ.
— Ни о чём не тревожьтесь, — сказал генерал. — А теперь вам надо поесть.
Принесли угощение.
— Я прикажу правителю провинции Сэтцу заново отстроить для вас дом и полностью обставить его. Там у меня есть земли, пожалованные отрёкшимся от престола императором, и я поручу вам управлять ими, — продолжал Накатада.
Мать его приказала приготовить платья из лощёного узорчатого шёлка, нижние платья из узорчатого шёлка и штаны, а кроме того десять штук шёлка.
— Передайте это дочерям Сагано, которые остались в деревне. Пусть они обязательно приедут в столицу. Я выполню любое их желание, — сказала она.
Токимунэ был очень доволен и беспрестанно благодарил. Генерал вручил ему алое нижнее платье и шаровары из узорчатого шёлка и сказал:
— Наденьте это, когда пойдёте гулять по столице.
Кроме того, генерал вручил Токимунэ двадцать штук шёлка:
— Это для ваших родственников в деревне. А это, — продолжал он, даря двадцать штук ручного полотна, — для тех, кто будет ходить за вашими лошадьми.
Накатада велел слугам из усадьбы на проспекте Кёгоку отправиться в провинцию Сэтцу.
— Они расскажут там обо всём. Вы же пока оставайтесь у нас.
— Мне не терпится возвратиться домой и передать родственникам ваши милостивые слова, — ответил Токимунэ. — В последнее время мы в деревне испытывали всевозможные тяготы, нас несправедливо обвиняли и наказывали. Мы лили слёзы и не знали, как быть. Но сейчас совершенно неожиданно получили великолепные подарки. Лицезреть вас в таком сияющем дворце, какого раньше мне видеть не приходилось, и служить вам отныне — для меня огромное счастье. Так быстро изменилась судьба!
Токимунэ провели по всей усадьбе, и он был восхищён её великолепием. Ему казалось, что он видит всё это во сне. Затем он уехал домой.
Накатада приказал своим слугам позаботиться о подростках, которых поселили в усадьбе. Они были красивы лицом, любезны и казались детьми придворных. Вечером Накатада вызвал их к себе и попросил поиграть на флейте. Ничего провинциального в игре детей не было, они играли превосходно. «Чудесно!» — подумал Накатада. Затем он попросил мальчиков танцевать. Они всё время упражнялись в этом искусстве и танцевали замечательно. Все в усадьбе, глядя на них, пришли в восторг.
