вижу наследника, я злюсь, а он считает, что у меня плохой характер. Очень это грустно. Как тоскую я о том времени, когда я жила в родительском доме! Я всё время думаю ведь жизнь так коротка, зачем же меня заставили служить во дворце? На душе становится так тяжело!
— Совсем не ждал я услышать от тебя такие слова, — ответил Сукэдзуми. — Наследник ведь славится своим добрым нравом и необыкновенной утончённостью. И в музыкальном мастерстве он никому не уступит. Добро бы придворные дамы старались только перещеголять друг друга; плохо, когда они начинают завидовать. А не испытываешь ли ты любви к кому-нибудь из тех, кто раньше писал тебе письма? Ведь и Накатада писал тебе, и хотя он был в небольшом чине, ты, бывало, отвечала ему.
— У него такой замечательный почерк, что я отвечала ему, чтобы увидеть его письма, — призналась сестра.
— А сейчас ты ничего от него не получаешь? — спросил Сукэдзуми. — Он стал ещё более искусен в каллиграфии.
— Я как-то посылала письмо его жене и получила ответ, написанный его рукой.
— Покажи-ка мне это письмо, — попросил он. — Я хочу посмотреть. Он, конечно, приписал что-то и от себя. А как по-твоему, кто из писавших тебе письма всё ещё любит тебя?
— Таких уже и нет, — вздохнула она. — Кто же? Вот советник Санэтада до сих пор не может успокоиться. Кажется, он по-настоящему любил меня. А больше никто не остался мне верным» Таких людей в наше время нет.
— Думаю, что генерал Канэмаса забыл прошлое и больше не посылает тебе писем… — заметил брат.
— Может быть, он и не забыл, да ведь кто может сравниться с матерью Накатада?
— ‹…› У Накатада не очень лежало сердце к этому браку, но наш отец уломал его и женил на принцессе. А теперь он как будто доволен. Накатада стал сейчас удивительно красив. Кажется, что с годами от него всё больше и больше исходит сияние.
— Давно уже он не показывается во дворце. Он прислал мне письмо, когда устраивалось пиршество любования луной.
— Ах, если он до сих пор шлёт тебе письма, это нехорошо. Это только увеличивает скорбь. Даже принц Тадаясу как будто примирился ‹…›.
— Ещё кое-что угнетает меня, о чём я никому не говорю, — нерешительно начала она.
— Что же это? Знаю ли я?
— Нет, откуда тебе знать! Никто не может даже догадываться об этом!
— Тем не менее я прекрасно знаю, о чём ты говоришь. Сказать? Не о Накадзуми ли ты намекаешь? Я сразу подумал о нём. Он погиб из-за тебя.
— Каждую ночь вижу его во сне, — прошептала она и залилась слезами. Сукэдзуми тоже горько заплакал.
— Я давно хотел поговорить с тобой об этом, — сказал он, — но не было возможности — около тебя всегда народ, всегда шум. Когда же и каким образом он открыл тебе своё сердце?
— Он своих чувств стыдился и держал их в тайне. Мне кажется, что и с того света он запрещает мне рассказывать об этом кому бы то ни было, — промолвила она.
— Из всех братьев он только со мной был связан клятвой дружбы, и если бы ты мне рассказала, он, наверное, не был бы недоволен.
— Раз тебе всё известно, к чему мне упираться, — вздохнула госпожа. — Ещё когда я была совсем девочкой, он учил меня играть на цитре. Уже тогда у него были какие-то странные мысли, и я замечала что-то такое, о чём и думать нельзя. В то время он часто плакал, сердился на меня, но я делала вид, что ничего не замечаю, — тем и кончилось. После же моего въезда во дворец мне доставили вот это письмо. — Она достала письмо и протянула брату. — Вскоре сообщили, что он умер. Всё время я только о том и думаю. Как это тяжело! — заливалась она слезами.
— Он был очень твёрд духом. До самой кончины я не слышал от него ни одного слова роптания, ни одной жалобы. ‹…› В ту осень, перед твоим въездом во дворец, я хотел жениться на девице, похожей на тебя.
— Ты говоришь так же, как покойный брат, — засмеялась она. — Наверное, потому, что он упорно думал только об одном, на него было больно смотреть…
— Как это всё печально! — вздохнул Сукэдзуми. — Мне часто хочется навестить тебя, но в твоих покоях всегда так много народу. Не о повседневных делах речь, но о своих намерениях обязательно извещай меня. Почему ты не посоветовалась со мной, какие подарки послать жене Накатада?
— Задолго до этого наследник престола говорил мне: сделаем так-то и так-то. Я и послала всё, как он велел, — объяснила Фудзицубо.
— Почему ты послала так много золотых вещей?
— Я не знала, как мне быть, — призналась она. — Мне рассказывали, что о подарках доложили императору, и он призвал правителя провинции Муцу. Ему приготовленного показалось недостаточно, и вниз доложили другие вещи. А кто-нибудь обратил на это внимание?
— Советник Накатада очень внимательно рассматривал подарки.
— Ах, как стыдно! — воскликнула Фудзицубо.
Вскоре брат ушёл от неё.
Он возвратился домой и стал рассказывать родителям:
— Воспользовавшись удобным случаем, я навестил Фудзицубо. Мы с ней о многом говорили.
— Вы, наверное, вспоминали о родах принцессы. Как говорят, у обычных людей возможности ограничены. ‹…› Всех привлекают красота, ум и манеры. Вот Фудзицубо и завидует принцессе, которая вышла замуж за Накатада. Поэтому-то она и недооценивает наследника престола. Накатада во всех отношениях человек замечательный.
— Даже мне, мужчине, всегда нравился Накатада, — сказал Сукэдзуми. — Покойный брат любил его, как любят жену и: детей, и кроме него ни с кем не общался. Вот какие чувства он внушает даже мужчинам. И если Фудзицубо не могла выйти; замуж за такого человека, а вынуждена в качестве придворной дамы выполнять днём и ночью обязанности, к которым у неё душа не лежит, конечно, её жалко.
— Не забывай, что тебя могут услышать, — предостерегала его мать.
— Разве я говорю неправду? — возразил тот. — Это все могут слышать, об этом все знают. Накатада — единственный сын своих родителей, его воспитали превосходно. А у вас детей много, как поросят, и ни один ни на что не годится. Только Накадзуми отличался редкими достоинствами, но он рано скончался… Из- за жажды мщения Накадзуми не может достичь просветления и является в снах Фудзицубо.
— Почему бы это? — забеспокоился Масаёри. — Вряд ли он негодует на кого-нибудь из нас. В продвижении же по службе у всех возможности ограничены.
— Это мщение мужчины женщине, — пояснил Сукэдзуми.
— К кому же из наших женщин он питает злобу? — недоумевал Масаёри.
— Из срединного дома, — промолвил Сукэдзуми.
— Вот оно что! — догадалась мать и горько заплакала.
— Неужели что-то было? — обратился к ней муж.
— Нет, ничего не было, — ответила госпожа.
— Да-да, конечно. Но не замечала ли ты всё-таки чего-нибудь? — продолжал допытываться министр.
— Всё — хорошо ли, плохо ли — должны воспитываться отдельно: сыновья — как подобает мужчинам, а дочери — как девицы. В срединном же доме всегда все жили вместе, там было много прелестных девушек. Возможно, поэтому у него и возникли такие помыслы, — ответила госпожа.
— Может быть, он был влюблён в Первую принцессу, — предположил Масаёри. — Ведь она так красива, что кому угодно внушит любовь.
«Совсем не в принцессу», — подумал Сукэдзуми, но так ему было больно, что он ничего не сказал. Сукэдзуми сам раньше любил принцессу. Он и сейчас продолжал думать о ней. Однако поскольку принцесса стала недоступна, Сукэдзуми все свои чувства похоронил в сердце.
— Надо заказать чтение сутр в поминание Накадзуми, а в молитве написать, чтобы будды избавили его от греха мстительности. Попросите старшего ревизора Правой канцелярии Суэфуса написать молитву, —
