напротив, кто рядом, — а если о ком-нибудь говорили, что он уехал далеко, то это было не далее, чем на один-два те, и можно сказать, что все жили почти как раньше: ворота их домов следовали друг за другом.
Старший советник министра Тадатоси всё ещё со своей женой не помирился, переехать никуда не мог и был в большом затруднении. «Странно, что из-за какого-то пустяка она весь месяц на меня сердится и не возвращается домой», — сокрушался он. Тадатоси часто посылал жене письма, хотя ответа не получал.
«Я жду тебя, чтобы переехать в наш дом. Мне передали, что ты не желаешь покидать родителей, но давай попытаемся, если даже потом ты и вернёшься к ним… Я никогда не думал, что из-за таких пустяков так долго можно сердиться. Ты поверила нелепым наговорам. Завтра для переезда благоприятный день, непременно надо ехать», — писал он.
— На вас больно смотреть, — сказала жена Масаёри дочери. — Поскорее возвращайся к мужу. Как ты будешь жить одна? Я по письму понимаю, что ничего особенного между вами не произошло.
— Ну что ж, придётся возвращаться, — согласилась та, но в душе думала: «Как он мне неприятен!»
Таким образом, и старший советник министра с женой переехал в свой дом.
У Масаёри же в двух западных флигелях северного дома, где жила госпожа, расположилась Дзидзюдэн со своими дочерьми. Жена Накатада проживала в комнатах и коридорах восточного флигеля.[135] Принц Тадаясу жил в одном из западных флигелей. Накатада велел красиво обставить помещения восточного флигеля, выходящие на север, и поселил там сестру Накаёри. Как только левый министр Тадамаса покинул усадьбу, Масаёри распорядился приготовить освободившиеся помещения для Фудзицубо, и в них начались работы: вешали занавеси, устанавливали полог, готовили сиденья, — всё было очень красиво. В покоях, где раньше проживал Сикибукё, тоже меняли занавеси, а во флигелях убранство оставалось таким, как было.
Фудзицубо попросила наследника престола:
— Теперь мне можно поехать в родительский дом?
— Насицубо всё самое тяжёлое время беременности оставалась со мной и отправилась к отцу совсем недавно. Почему же ты спешишь покинуть дворец задолго до срока?
Первый министр Суэакира был стар. Болезнь не причиняла ему больших страданий, но он чувствовал, что настаёт его смертный час. Долгое время он был погружён в размышления и наконец обратился к сыновьям, главе Налогового ведомства Санэмаса и второму военачальнику Личной императорской охраны Санэёри:
— Вы оба служите при дворе, и положение ваше надёжно. Когда меня не станет, правый министр Масаёри позаботится о вас. Но вот моя дочь, проживающая у наследника престола, и Санэтада очень меня беспокоят. Как подумаю о них, чувствую, что трудно мне будет покинуть этот мир. И при моей жизни дочь моя, Сёкёдэн, испытывает всяческие трудности. А Санэтада, казалось, создан для государственной службы, внешность и характер его безупречны, и я надеялся, что он-то и продолжит мои дела. Но совершенно неожиданно его постигла злая судьба, всё у него разладилось, сердцем он измучился и ни служебными, ни своими частными делами не интересуется. Я чувствую, что каждый день приближает меня к концу, поэтому непременно хочу увидеть Санэтада. Передайте это ему. Неужели он не захочет повидать меня в последний час? О чём он думает? Ничего нет в нашем мире дороже, чем отношения отца и сына. Почему же он, не подумав о своём отце, презрев своё будущее положение, так загубил себя? О, Несчастный! Скажите ему, что я очень ослаб. Неужели я не смогу увидеть его хотя бы один раз?
Проливая горькие слёзы, старший сын отправился к Масаёри, а средний в Оно и подробно рассказал Санэтада о состоянии отца. Тот долго не произносил ни слова, погруженный в свои мысли, и наконец сказал:
— О болезни отца я знал давно, и мне хотелось обязательно навестить его. Но я опасался: как бы кто-нибудь не увидел, что я ещё пребываю в этом мире и что я так страшно изменился. Однако когда его болезнь так обострилась, разве могу я не пойти?
И ночью, прячась от людей, он отправился к отцу.
Санэмаса, в свою очередь, рассказал правому министру о положении отца, и тот сразу же пришёл к больному. Первый министр сел, опираясь на скамеечку-подлокотник, и пригласил Масаёри войти к нему в комнату. Во время разговора к ним вошёл Санэёри и объявил, что советник сайсё прибыл.
— Позови же его сюда! — воскликнул отец.
Санэтада же, узнав, что там находится правый министр, никак не решался войти. Снова и снова отец звал его, но он так и не двигался с места, притаившись за ширмой. В это время прибыла госпожа Сёкёдэн, и сев возле отца, ухаживала за ним.
— С каждым днём мне всё хуже, и я чувствую, что жить мне осталось мало, — говорил Суэакира правому министру. — Я уже в таком возрасте, когда горевать обо мне не надо. И мне самому не приходится сожалеть, что жизнь моя подходит к пределу. Ведь мне уже за семьдесят, а я всё ещё служу первым министром. Единственное, что меня беспокоит, это судьба двух моих детей. Правда, Санэёри ещё в чине не очень высоком, и о нём тоже надо было бы подумать, но я рассчитываю на вас и поэтому уверен, что рано или поздно он достигнет высоких степеней. Просить кого-либо помочь моей дочери бессмысленно. Что же касается Санэтада, то как только подумаю о нём, душу мою обуревает беспокойство и я не могу спокойно отойти в страну мрака. Он сам, по собственной воле загубил себя, но мне по-прежнему мил, и душа за него болит. Если можете, позаботьтесь о нём. Он решил покинуть мир, но не дайте ему совсем погибнуть, — говорил он, проливая горькие слёзы.
— Если ты пришёл сюда, так неожиданно для всех для нас» почему же не подходишь к отцу? — обратился правый министр к Санэтада и снова повернулся к больному: — Я с давних пор восхищался им: «Какие глубокие помыслы таятся в его груди!» В те годы, когда ваш сын часто бывал в моём доме, я испытывал к нему самые дружеские и даже родственные чувства. Но потом он надолго так странно уединился в Оно — неужели из-за отвращения к миру? Я ломал голову, в чём быда причина такого решения. С давних пор я хотел предложить в жёны вашему сыну одну из моих дочерей. Но написав ему письмо с просьбой взять её в служанки, я получил отказ, и тогда понял, что причина его ухода от мира лежала совсем в другом. Я даже не догадывался, что в то время, когда моя дочь, которая сейчас служит во дворце наследника престола, ещё жила у меня, Санэтада часто писал ей письма. Государь пожелал, чтобы я отдал её в жёны Судзуси. Можно ли не подчиниться монаршей воле? Я уже собирался выполнить указ, как наследник обрушил на меня град упрёков, и я был вынужден отправить свою дочь к нему во дворец. За это очень многие меня возненавидели. Если бы в то время кто-нибудь толком рассказал о намерениях Санэтада и посоветовал отдать ему мою дочь, разве я бы колебался хоть одно мгновение? И теперь, пусть бы даже вы не просили о Санэтада, я бы его никогда не оставил. А после вашей просьбы я буду заботиться о нём больше, чем о родных сыновьях.
Растроганный Суэакира не мог сдержать слёз и произнёс:
— Если Санэтада наконец-то здесь, почему же он не подходит ко мне? Неужели он совсем не хочет меня видеть?
Но сын его так и не выходил из-за ширмы, и Масаёри при этом очень жалел и отца, и сына.
Первый министр велел Санэмаса взять кисть и стал диктовать завещание. Из трёх больших домов тот, в котором он проживал сам, Суэакира оставил своей дочери, госпоже Сёкёдэн. Ей же он завещал второй дом и большие поместья в разных провинциях, а также редкости, которыми он владел с давних пор. Третий дом он оставил Санэтада, а его жене — разнообразную утварь.
— У жены, которую оставил Санэтада, есть дочь. Сейчас она, наверное, уже взрослая. Мой сын совершил постыдный поступок, заставив страдать жену, о которой никто в мире не мог сказать дурного слова. Всё это отправьте ей, — сказал министр.
Он разделил поровну между Санэмаса и Санэёри свои земли, которые находились во многих провинциях.
Госпожа Сёкёдэн и Санэтада, получив наследство <…>
Кончив диктовать, первый министр подписал завещание и показал его Масаёри, который о многом
