нибудь можно увидеть такие прекрасные помещения <…>.
— В течение трёх дней после приезда госпожи надо всех угощать, — продолжал Судзуси.
Он приказал, чтобы еду готовили в восточных помещениях, и с помощью управляющих и своего деда устроил большой пир. Всем господам, и мужчинам и женщинам, преподнесли по девять подносов, низшим чинам, соответственно их рангу, по шесть и по четыре.
Тем временем архивариус принёс письмо от наследника престола, написанное на пурпурной бумаге и привязанное к ветке вишни. Фудзицубо развернула его и прочитала:
«Я очень беспокоюсь, как ты сейчас. Я не могу жить в разлуке с тобой и страшно упрекаю себя, что разрешил тебе покинуть дворец.
И под порывами ветра
Цветы
Безмятежно стоят.
И только один я
Тревогой объят.[138]
Как я буду жить дальше?»
— Давно я не видел его почерка, — сказал Масаёри и взял письмо. — Он теперь пишет превосходно.
Масаёри отослал письмо за занавесь госпоже Дзидзюдэн.
— Каллиграфия великолепна, похожа на руку Накатада, — сказала она.
— Наследник престола приказал Накатада написать образцы мужской и женской азбуки, и усердно копирует их. Но эти прописи генерал сделал уже давно, и наследник просит новые. Генерал всё мешкает, и наследник постоянно напоминает, чтобы он поторопился. «Изуми нас», — говорит он, — рассказала Фудзицубо.
— Я слышала, что он занимается каллиграфией, чтобы писать стихи. Так ли это? — спросила Дзидзюдэн.
— Наследник престола во всём, что ни возьми, выгодно отличается от большинства, — заметил Масаёри.
Он распорядился угостить посыльного и преподнести ему подарки.
Фудзицубо написала в ответ:
«На новом месте я чувствую себя очень беспокойно.
Не сравнить твоё сердце
С безмятежным цветком.
Почему ты тревогой объят,
Когда ветром
Даже траву не колышет?
Как грустно!»
Госпожа Дзидзюдэн предложила Фудзицубо провести три дня вместе с нею и их матерью. Братьев, которые сопровождали её при выезде из дворца, сменили другие, и они были очень обрадованы возможностью служить сестре. Вечером пришёл Судзуси в необычайно красивой одежде. Ему устроили сиденье на веранде. Один из младших сыновей Масаёри[139] поставил возле занавеси переносную занавеску и разложил подушки.
— Ты очень похож на своего покойного брата, — сказал Судзуси.
Сам же он выглядел благородно и был очень обаятельным, его манеры можно было сравнить только с утончённостью Накатада. Генерал был блистателен, но и Судзуси не уступал ему. Судзуси через юношу сказал Фудзицубо:
— Если бы я знал заранее, что вы посетите отчий дом, я бы всё приготовил для вашего визита. В этих неказистых комнатах проживаю я сам, и они хороши для такого человека, как я. Вы изволили неожиданно пожаловать сюда, это для меня большая честь, но жилище так запущено…
— Если эти покои полировать даже тысячу лет, вряд ли они засверкают ярче, чем сейчас, — ответила она.
Судзуси удалось уловить звук её голоса, и он сказал:
— Я бы понял вас и без посредника. Когда я являюсь во дворец, мне очень хочется послать вам письмо, но нет никого, кто бы мне в этом посодействовал. И потом я не уверен: ответите вы мне или нет.
— Странно, что, являясь во дворец, вы не осмеливаетесь обратиться ко мне, — ответила она. — Почему бы вам не попросить Акоги, если вы хотите мне что-либо передать?
— Мне всё время хочется говорить с вами, но только сегодня я удостоился вашего ответа! — воскликнул он.
На веранде показался принц Тадаясу, и Судзуси пришлось уйти.
Принц вошёл в покои и обратился к матери:
— Почему вы сидите здесь? Десятый принц спрашивает меня, где вы.
— Я сейчас разговариваю с редкой гостьей, — ответила она. — Подождите меня ещё немного.
— Это действительно редкая гостья, — согласился принц. — Я не хочу быть назойливым и не наношу ей визита, даже когда посещаю наследника престола. А поскольку убедился, что она никогда на письма мои не отвечает, то я их и не посылаю. Я слышал, что Фудзицубо должна пожаловать в родительский дом, но не мог написать ей. Ведь об этом говорится: «Не ждёт меня».[140]
Наступил вечер. Перед дамами поставили столики с едой, и слуги, один за другим, приносили полные подносы.
— Я буду навещать вас. Если что-то понадобится, обращайтесь ко мне, я всегда поблизости. — С этими словами принц вышел из покоев.
— Неужели то, что он сказал в пятидесятый день рождения Инумия и что так удивило меня, — правда? — произнесла жена Масаёри.
— Я ничего не знаю. Что же он сказал? — заинтересовалась Фудзицубо.
— Очень трудно приходится, когда твои сыновья молоды и ищут наслаждений. Это причиняет большие страдания в нашем мире, — ответила жена Масаёри. — Лучше умереть, чем видеть то, что противно, на что не хочется смотреть. Наш Тикадзуми[141] с детства казался странным и склонным к удовольствиям. <…> Он не мог входить в её покои,[142] но выбрал себе жену, и я думала, что теперь мне о нём волноваться не придётся. Но нет, к жене он больше не показывается, всё время бродит вокруг её покоев. Ничем не занимается и сам этим тяготится. Он говорит: «Я терпеть больше не в силах и ни о чём больше не думаю, но вот Накадзуми уже нарушил сыновний долг и ушёл из жизни раньше родителей, то говорить-то я говорю, да нельзя мне так поступить. Я хочу только просить будд и богов, чтобы они избавили меня от любви <…>». Ничего радостного и приятного я в своей жизни не вижу.
— Почему же Тикадзуми стал замышлять недоброе? — удивилась Фудзицубо. — Нехорошо, когда у человека появляются неподобающие мысли.
— Я ничего не знаю. Всё это меня очень пугает, — призналась госпожа. — Может быть, он любит кого-нибудь из своих младших сестёр?
— Какую же? — вступила в разговор госпожа Дзидзюдэн. — По-моему, он влюблён в Первую принцессу, жену Накатада.
— Нет! Этого не может быть, — возразила мать. — Я склонна думать, что он влюблён во Вторую принцессу. По-видимому, когда она жила в западном флигеле, он в просвет между занавесями подглядывал,
