экипажей стояли готовыми, Канэмаса отовсюду собрал большое число передовых, но только двадцать господ должны были ехать за наложницей наследника.
— Мы отправляемся за Насицубо. Вы едете с нами? — обратился Накатада к отцу.
— Это ни к чему. И тебе лучше не ехать, — ответил тот. — Боюсь только, что и государю это покажется нарушением обычая.
— Как же нам не ехать? — возразил сын. — Когда женщину сопровождают знатные чины, она внушает почтение. Кроме того, приличия будут соблюдены- окажем почести наследнику престола.
— Когда Масаёри с такой помпой отправился за дочерью, какое это вызвало неудовольствие! — напомнил Канэмаса. — Однако то, что Фудзицубо было отказано в посещении отчего дома, послужило ей только к чести. Быть отправленной домой — значит впасть в вечную немилость, и позор падает даже на отца и братьев.
Канэмаса не знал, ехать ему или нет, но Накатада уговорил его, и они направились во дворец. Когда наследнику престола доложили, что за Насицубо явились отец и брат, он с грустью подумал о предстоящей разлуке и отправился в её покои. Увидев двух генералов Личной императорской охраны, наследник сказал:
— Итак, Насицубо едет в отчий дом. Левый генерал! Я очень рад видеть вас здесь. В этом году мы ещё не встречались.
— Прошу простить меня, — ответил тот. — Ныне, оставив все мысли о служебных успехах, я всё время сижу дома и давно не был во дворце. Сегодня мне доложили, что дочь должна выехать из дворца, и при моей бедности, не имея возможности нанять свиту, мне приходится самому сопровождать её экипаж.
— Таких прекрасных сопровождающих ещё ни у кого не было, — рассмеялся наследник. — О какой бедности тут говорить, такая роскошь встречается нечасто. К тому же, чтобы наложницу сопровождали и отец, и брат — такого никогда не бывало. Это очень приятно. Насицубо могла бы и не спешить с посещением родного дома. И Фудзицубо просит разрешения посетить отчий дом, но в этом месяце из-за праздников все должны были оставаться здесь.
Было уже поздно, и Канэмаса с дочерью спешно покину императорский дворец. Приехав на Третий проспект, господ прошли в южный дом. В домашней управе очень красиво на крыли столики с едой для Насицубо. Канэмаса начал рас спрашивать дочь.
— Серьёзно ли отношение наследника к твоему положению, которое для нас желаннее всего на свете? Уже давно ходят нехорошие слухи, и это меня мучит и днём, и ночью. Но сегодня наследник престола как будто намекнул на это. Что. ты сама думаешь?
— Мне трудно понять, как он относится к тому, что я в положении, — ответила Насицубо. — Я не могу сказать, чего о хочет. Когда я сказала, что хочу навестить вас ‹…›. Я и приехала.
— А как насчёт того, чтобы объявить о твоём положении? — допытывался Канэмаса.
— Это он сделал, — ответила она.
— В таком случае всё обстоит самым лучшим образом. Если наследник признал твоё положение, то как бы потом ни обернулось дело, стыдиться нам нечего, — обрадовался Канэмаса.
За такими разговорами генерал всю ночь просидел в покоях дочери. Утром, когда она принимала лечебную ванну пришло письмо от наследника престола:
«Ты вчера покинула дворец так поспешно, что я не успел ничего сказать тебе. Из-за тебя другие дамы злились на меня и раньше, до твоего нынешнего положения, а теперь мне, несчастному, ничего не остаётся, как грустить о твоём отъезде.
Когда ты рядом была,
Много ночей
Мог тебя я не видеть.
А этой ночью весенней
В тоске глаз сомкнуть не могу.
Не думай, что я пустослов… Пусть роды твои будут лёгкими, И возвращайся поскорее».
Письмо было написано на бледно-фиолетовой бумаге и прикреплено к ветке сливы, усыпанной цветами. Канэмаса взял письмо, прочитал и облегчённо вздохнул:
— Ну, теперь я спокоен. Положи-ка его на дно коробки для гребней, — сказал он дочери.
Посыльного генерал угостил вином, преподнёс подарки, обошёлся с ним очень любезно.
В ответ супругу Насицубо написала:
«Вчера было уже поздно, отец мой спешил, и мы не могли попрощаться спокойно. Что касается пустослова, то я могу пенять Вам только за то, что Вы себя так называете. Говоря по правде,
Завидно мне было
Глядеть, как другие
Свободно свой дом посещают.
Слишком долгим казалось
Мне пребыванье в небесных чертогах.
Даже прислуживая Вам…»
Накатада отправил в покои Насицубо кипарисовые коробки с угощением. Прислуживающие дамы, получив их, принялись есть, передавая друг другу изысканные яства.
Канэмаса вскоре ушёл в свои покои.
Глава XVI
ВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ
(Начало)
В усадьбе правого министра Масаёри[134] зятья его, живущие у него принцы и сыновья, добившись положения при дворе, возводили для себя просторные прекрасные жилища и наполняли их всякой утварью и сокровищами. Никто из них не мог покинуть усадьбы: министр ни за что на «то не соглашался, и господа часто ворчали, что жить стало тесно.
— Скоро должна приехать сюда госпожа Фудзицубо, — сказал как-то Накатада министру. — Не сегодня-завтра она будет провозглашена высочайшей наложницей или даже императрицей, а здесь будет вынуждена ютиться во флигеле — как мы сможем перед ней показаться? Мы с женой могли бы освободить на это время срединный дом, а сами переберёмся в западный флигель.
— В последнее время все здесь недовольны, — нахмурился Масаёри. — Ну что ж, отныне пусть каждый живёт отдельно.
Все очень обрадовались. Судзуси был донельзя доволен и хотел как можно скорее переселиться в собственный дом, но потом решил повременить, чтобы дождаться приезда Фудзицубо. Другие господа, начиная с Фудзивара Тадамаса и приняв Сикибукё, переехали, но старший советник министра Тадатоси оставался в усадьбе и жил в её северо-западной части. Принцы, сыновья Дзидзюдэн, и сыновья самого Масаёри переехали с семьями к родителям своих жён. У Накатада был собственный дом, но ещё не отделанный, и он на время перебрался жить в западный флигель.
Когда же все господа разъехались, а Накатада поселился в западном флигеле, срединный дом Масаёри предоставил высочайшей наложнице, а помещения, в которых прежде жили его зятья и внуки, предназначил для Фудзицубо. Своей первой жене он отвёл помещения на участке в один те. Хотя большинство его сыновей покинуло усадьбу, все они поселились совсем близко от отчего дома — кто
