— Мне хотелось обеспечить здесь покойное житьё моим жёнам, влачившим жалкое существование. Я сделал это. Та, которую я только что перевёз на Третий проспект, находилась поистине в бедственном положении. Кажется, что отец оставил ей много добра и хорошее поместье, но я в течение нескольких лет не заботился о ней, и за эти годы все, кто служил у неё, куда-то исчезли. И прислуживающие ей дамы, не получая средств к существованию, покинули её. Вот в каком положении пребывала бедняжка. У тебя нет любимой подруги, пусть эта всеми забытая госпожа станет твоей наперсницей. Позаботься о ней, — попросил Канэмаса жену.
— Как тяжко приходится молодым женщинам, когда они лишаются родителей и не имеют покровителей, — вздохнула госпожа. — Таков уж наш мир. Когда-то я жила, не испытывая особых страданий, и не представляла себе, что такое жизнь, а родители мои говорили, как будто проклиная наше существование: «Если судьба к человеку жестока, то как бы он ни стремился добиться счастья, он всё время будет страдать. Если же судьба к нему благосклонна, то брось его в пучину бедствий, всё будет хорошо. Надо довериться богам и буддам». Вскоре родители мои скончались, и я узнала, что такое скорбь. Такое случается даже с принцессами!
— Ты, конечно, права. Как я счастлив, что у меня не много дочерей! Этот день я посвящу моим бывшим жёнам, пойду навещу Третью принцессу. — И с этими словами он направился к матери Насицубо.
У неё был очень благородный, полный достоинства вид, так что она казалась даже неприступной.
— Я долго не появлялся у тебя на Первом проспекте, но поскольку теперь ты живёшь не так далеко, мне бы хотелось время от времени видеть тебя, — начал Канэмаса. — В те времена, когда я ещё не знал, что такое свет, я сблизился с матерью Накатада, тогда совсем юной девицей. Для меня оставалось тайной, что у нас родился сын. Не выдержав своего бедственного положения, она скрылась от людей, и я долго не мог отыскать её. Наконец совершенно неожиданно я встретился с ними. Это тогда я сказал тебе, что скоро вернусь, но больше не появился, тебе всё должно было показаться очень странным. С тех пор я был с нею, ни одну женщину я больше не посетил и даже на службу во дворец ходил не так усердно, как раньше. Она приняла такую жизнь, но я всё же беспокоился: что если она уйдёт и опять где-нибудь скроется? Никогда ведь не знаешь, что таится в сердце женщины. Кроме того, ради сына мне нужно было вести себя, как подобает отцу. Я со стыдом думал: «Вдруг он найдёт моё поведение недостойным?» Ведь он совсем на меня непохож; несмотря на свои молодые годы, он очень серьёзен, и у него одна-единственная жена. Мне было бы стыдно, если бы он видел, что я хожу то туда, то сюда, как я делал в молодости… Тебя я забыть до сих пор не могу, но…
— Тебе не нужно извиняться передо мной, — ответила госпожа. — Мне говорили, что и Накатада раньше не уступал тебе в поисках наслаждений, но жена его — известная красавица, и он остепенился. И с тобой произошло то же самое. Госпожа главная распорядительница — несравненная красавица, и она стала твоей единственной женой. Никто другой не смог так прочно овладеть твоим сердцем.
Они разговаривали очень долго. Затем Канэмаса покинул её.
Дамы, оставшиеся на Первом проспекте, были очень удивлены, когда поздно ночью увидели, как во двор въехали экипажи, подъехали к самому дому, и из одного из них вышел Канэмаса, а затем слуги, стараясь, чтобы эти самые дамы ничего не заметили, стали носить вещи и убирать помещения. Жившие на Первом проспекте дамы очень не любили этой усадьбы, но терпели, повторяя себе: «Ведь и дочь императора живёт здесь!» Но теперь, когда Канэмаса перевёз двух своих жён в другую усадьбу, а о них и не подумал, они решили: «Нет, больше мы здесь не останемся!»
Наставник в часовне Истинных слов, Тадакосо, купив дом, предлагал своей тётке, младшей сестре покойного министра Тикагэ, переехать туда, но она всё надеялась, что отношение к ней Канэмаса изменится, и оставалась на Первом проспекте. Однако после того, как генерал увёз с собой двух жён, не вспомнив об остальных, она согласилась на предложение племянника, и тот сам приехал за ней в экипаже и перевёз к себе.
В северном флигеле на Первом проспекте жила младшая сестра[130] ‹…›. Канэмаса обменялся с ней клятвами, тайно увёз к себе и часто навещал её. Её сводная сестра служила во дворце императрицы, в Портняжном отделении, она очень любила сестру и заботилась о ней. Когда Канэмаса перестал навещать жену, эта дама сказала сестре: «Раз уж так вышло, переезжай жить ко мне, ничего никому не говоря» — и поселила её в отдельном доме.
Дочь советника сайсё, который в то же время занимал должность второго военачальника Личной императорской охраны, была раньше императорской наложницей. Все называли её госпожой Сайсё. Мать же её была принцессой. Эта дама жила у Канэмаса в западном флигеле, она переехала к нему ещё в молодом возрасте. У неё был старший брат, который в конце концов забрал её жить к себе.
Что же касается сестры Накаёри, то Накатада перевёз её в тихий дом на Втором проспекте, недалеко от дворца отрёкшегося от престола императора, и сказал, чтобы она пожила там некоторое время. Таким образом в усадьбе на Первом проспекте никого не осталось. И тогда чиновники домашней управы Третьей принцессы перевезли туда свои семьи и стали жить в служебных помещениях и комнатах для прислуживающих дам.
Тем временем распустились цветы, и Канэмаса сказал сыну:
— Сейчас на Первом проспекте нет ни души. Поедем туда посмотрим, как жили там мои жёны. Поедем же!
Они вместе отправились в усадьбу и сперва пошли в северные помещения. Там они обнаружили стихотворение, написанное рукой дочери главы Палаты обрядов:
«Не навещал меня больше
Муж в этом доме,
И сама эти места покидаю.
О, печаль расставанья!
Бесконечным потоком катятся слёзы».
Отец и сын нашли это стихотворение полным глубокого чувства. Они заглянули в западный флигель, где проживала Умэцубо, и увидели там стихотворение, прикреплённое к столбу:
«В небесных чертогах
Всю жизнь
Мне служить бы…
А стала пылинкой,
Ветром куда-то гонимой…»
«Напрасно я увёз её из дворца, — подумал Канэмаса. — Как печально!»
В другом помещении того же флигеля они увидели стихотворение госпожи Сайсё:
«В тоске изнывая,
Долгие годы
Тебя прождала здесь.
Быть может, на переправе речной
Хоть мельком тебя я увижу?»