«Бедняжка! — подумал Канэмаса. — Куда же она уехала? Как бы мне хотелось ответить на это стихотворение!»
Они перешли в восточный флигель, и перед ними ‹…›. К столбу было прикреплено стихотворение:
«Когда после долгих лет
Ожиданий бесплодных
Этот дом я покину,
С кем ты будешь дружить,
Бамбуковый плетень?»
Канэмаса прочитал его, и сердце его сдавила печаль. «Когда-то об этом сказали: старость»,[131] — думал он, переходя в другую комнату. Там на столбе он увидел написанное скорописью стихотворение:
«Когда-то в этих покоях
Ты меня навещал,
И всё до сих пор,
Здесь мне надёжным казалось.
А куда я теперь ухожу?»
— Где она сейчас? — спросил Канэмаса. — Наверняка, не у своей матери.
— Я перевёз её в дом на Втором проспекте, пожалованный нам императором. Этот дом нужно перестроить, и я хочу поселиться в нём с женой. Одной ей будет скучно жить там, вот я и поселил эту даму, — ответил Накатада.
— Стыжусь сказать, но в молодости, не будучи злым, я причинил людям много страданий, — вздохнул отец.
— Я всё устроил так, чтобы в этом доме мог жить человек с тонким вкусом. Я приготовил всё необходимое, — продолжал Накатада.
— Как жаль её! — сказал Канэмаса.
Они обошли все помещения. Раньше во всех этих комнатах проживало много женщин, затмевавших друг друга своей красотой. И всё исчезло, никого не осталось. Только, как и прежде, распустились цветы и очаровывали взор разными оттенками. Глядя на эту картину, Канэмаса, охваченный печалью произнёс со слезами на глазах:
— Только цветы
Остались такими,
Как были.
А тех, кто ждал здесь меня,
Развеяло ветром.
Накатада ответил ему:
— Всем дамам, что долгие годы
Тебя ожидали напрасно,
Найден приют.
И только сердце сливы цветущей
Тревогой объято.[132]
— Нет в тебе ко мне сочувствия! — упрекнул его Канэмаса.
Отдав распоряжения о том, что нужно было починить, он в сопровождении сына покинул усадьбу.
Приехав домой, Канэмаса сказал матери Накатада:
— В течение нескольких лет меня беспокоило, как живут мои жёны на Первом проспекте. Но и понимая, что им живётся трудно, и жалея их, я туда всё-таки не ходил. Узнав, что сейчас там никого не осталось, я отправился в усадьбу. Какая печальная картина! В просторной усадьбе раньше было много построек, в них жило много народу. А теперь — не слышно ни слова, все куда-то скрылись, и только трава и деревья разрослись привольно.
Он прочитал ей стихи, написанные дамами, и господ вспомнив свою жизнь на проспекте Кёгоку, написала:
«Тебя устав ожидать,
Слёзы лила,
Как водопад в Оноэ.
А как в Сумиёси
Тебе в это время жилось?»[133] -
и показала мужу.
— И мне было тяжело, — ответил он. — Я постоянно думал о тебе.
Почти всё своё время Канэмаса проводил у дочери Тосикагэ. Он не делал особых подарков Третьей принцессе, но поскольку ныне они жили в одной усадьбе, слуги генерала доставляли ей часть подати, получаемой из поместий. А сёстры её говорили, что принцесса теперь гостит в чужом доме, и присылали ей всего вдоволь, — таким образом, она бы: обеспечена. Дочери же главы Палаты обрядов Канэмаса давал и еду, и одежду. Иногда он вечером приходил то к одной, то к другой даме, но на ночь у них не оставался.
Распространился слух, что Насицубо собирается выехать из дворца. Когда Накатада пришёл на Третий проспект, Канэмаса принялся расспрашивать его:
— Кажется, Насицубо собирается отлучиться из дворца. В чём дело? В её положении дамы постоянно находятся в опочивальне наследника престола. Ей не должны были бы дать разрешение на отъезд из дворца.
— Как же так? — удивился в свою очередь Накатада. — Ведь в последнее время наследник престола несколько г призывал её к себе. Узнав о её положении, он сказал: «И Фудзицубо ожидает ребёнка!»
— Наш мир подл, кто-то оклеветал её перед наследником престола. Надо готовить экипажи и ехать за Насицубо. — И Канэмаса отдал приказания.
«Усадьба на Первом проспекте в запустении. Поселим её здесь, поближе ко мне», — решил он.
К приезду дочери Канэмаса велел приготовить западные покои в доме, где жила Третья принцесса, и перенести в них утварь, которую последняя взяла с собой из усадьбы на Первом проспекте. Двенадцать
