Когда закончила писать заметки, снова позвонила «Шестая страница» и сказала, что Мими Шератон не желает принимать участия в войне, развязанной Брайаном. Хочу ли я как-то прокомментировать это заявление? Меня так и подмывало ответить, но я помнила то, что советовала мне Кэрол. Как только я положила трубку, телефон снова зазвонил. Не выслушав, я тут же закричала:
— Повторяю, я не хочу с вами говорить!
— Вы со мной еще не говорили, — сказал плаксивый мужской голос. — Мы вообще не общались.
— Кто говорит? — осведомилась я.
— Давид Шапиро, — сказал нытик, — вы принадлежите мне.
— Прошу прощения? — удивилась я.
— Вы моя, — сказал он и громко рассмеялся.
Смех походил на лошадиное ржание, так он показывал, что шутит.
— Вчера вечером я выиграл благотворительный конкурс и заслужил право на ужин с ресторанным критиком «Нью-Йорк таймс».
— Вижу, вы даром времени не теряете: сразу заявили свои права, — заметила я.
Обычно проходило несколько месяцев, прежде чем ко мне обращались люди, завоевавшие возможность обедать вместе со мной. Иногда они и вовсе не звонили.
— Зачем ждать? — ответил он. — Я бы хотел заранее договориться.
Я предложила ему ужин в «Айси». Он сказал, что ни разу о нем не слышал.
— Хороший ресторан, — сказала я. — Я была там три раза. Назван по инициалам Эрика Клэптона.[73] Он один из владельцев. Там работает талантливый молодой французский шеф-повар, его блюда произвели на меня большое впечатление.
— Я заплатил за этот ужин кучу денег, — угрюмо проговорил Шапиро.
Когда я не ответила, он добавил:
— Я намерен их оправдать.
— Понимаю, — сказала я.
— Условие сделки, — сказал он, — заключается в том, что ужин должен состояться в ресторане, против которого ни у одного из нас не будет возражений. А с тем, что предложили вы, я не согласен.
— Как насчет «Канделы»? — предложила я.
— Тоже не слышал, — сказал он.
— Разумеется, не слышали, — ответила я. — Он новый.
— Я заплатил тысячи, — сказал Шапиро. — Думаю, что заслуживаю ресторана, о котором мне что-то известно. Может быть, «Даниель»?
— С «Даииелем» я не работаю, — возразила я.
В последующие пять минут он перечислил самые дорогие рестораны Нью-Йорка. В порядке убывания. Разочаровавшись, что ни один из них не входит в мои планы, он оборвал разговор, прибавив, что скоро позвонит мне еще раз. В этом я не сомневалась.
Менее чем через сутки господин Шапиро снова был на линии. Услышав его голос, я внутренне простонала. Человек, которого я ни разу еще не видела, успел привести меня в страшное раздражение. Может, и я произвела на него такое же впечатление? Судя по его тону, это было весьма вероятно. Голос Шапиро звучал агрессивно. Он сказал, что потерял терпение и хочет предложить мне список ресторанов, которые считает приемлемыми.
— Послушайте, — сказала я в изнеможении, — вы не купили права на выбор ресторана. «Нью-Йорк таймс» всего лишь предоставила вам право на ужин с ресторанным критиком. Большинство людей счастливы пойти туда, куда я их приглашу.
— Большинство людей не разбираются в еде и вине, — заметил Шапиро. — Я себя называю гастрономическим воителем. Многие годы я изучал гастрономию. И виноделие. У меня превосходная коллекция вин. Могу поспорить, что она лучше вашей.
Я не стала ему говорить, что пари он точно бы выиграл.
— Я хочу пить по-настоящему хорошие вина, — продолжил он. — В конце концов, я очень дорого заплатил за этот ужин.
— Ну прекратите! — закричала я. — Вы не заплатили ни пенни! Вы просто перечислили деньги в благотворительный фонд, за это вам значительно уменьшат налоги. Ваши деньги получит больница. А что получу я от этой сделки? Ужин с вами!
Я прижала руку к губам, в ужасе от вырвавшихся у меня слов. Но Шапиро сказал лишь:
— Кажется, вы это уже упоминали.
Если бы я обладала хоть каплей здравомыслия, то взяла бы господина Шапиро в «Даниель» или «Леспинасс» или в «Ле Сирк» и быстренько бы от него отделалась. Но если уж я должна была пострадать, то пусть и гастрономический воитель тоже помучается.
В переговорах прошло несколько недель. Он предложил «Ле Селебритэ», я ответила рестораном «Ле Сирк». Он предложил «Шантерель», я — «Солеру». Когда он назвал «Каравеллу», я радостно сообщила, что он опоздал: рецензия об этом ресторане должна была появиться в «Таймс» на следующий день.
— Не угодно ли посетить ресторан Мишеля?[74] — спросила я, предполагая, что это может ему понравиться.
— Нет, — ответил он. — Не угодно.
— Ну а как насчет «Окна в мир»?
Бренда побывала там пять раз, совершенно незаметно, но мне требовалось нанести последний визит. В соответствии с моими заметками, фуа-гра была там слишком сладкой и жирной, к тому же ее подавали с тяжелыми картофельными оладьями. Я заказывала там голубя, запеченного в соли («по- барселонски») и решила, что он пересолен. Утка с кумкватом была жесткой и неароматной. Мне хотелось дать им еще один шанс, и в последний визит было неважно, что я приду открыто. К моему удивлению, Шапиро согласился.
— Вот уж не думала, что «Окно в мир» дотянет до ваших стандартов, — сказала я.
— Оно и не дотягивает, — заметил Шапиро, — зато там отличный выбор вин.
— Сегодня нас ожидает самый унылый вечер, — сказала я Майклу, когда наше такси катилось по Вестсайдскому хайвэю по направлению к Всемирному торговому центру. — Этот зануда весь вечер будет доказывать, что знает больше меня. И пожалуйста, будь добр, не упоминай Игаля Амира, хорошо?
— Я вообще буду молчать, — сказал Майкл. — Это сделает тебя счастливой?
— Нет, — ответила я. — Просто постарайся быть вежливым.
— Подруга, ты, кажется, вышла не за того парня.
— Попытайся, — сказала я. — Пожалуйста. Потому что господин Шапиро должен возненавидеть «Окно». Раньше этот ресторан обладал определенным достоинством, а новый дизайн сделал его похожим на зал аэропорта. Поднимешься на лифте и увидишь безвкусный занавес, сделанный из бус. Войдешь и наткнешься на магазин, торгующий плюшевыми медведями. Тарелки там в форме звезд и луны, на официантах — светло-зеленые костюмы. Кажется, поднимешь глаза, и перед тобою появится Билл Мюррей и начнет петь. Бедный мистер Шапиро.
— Готов поспорить: он захочет уйти пораньше, — сказал Майкл.
— На это я и рассчитываю, — вздохнула я.
Как же мы неправильно о нем подумали.
В вестибюле башни Всемирного торгового центра было светло и холодно. Мы прошли через двойные двери, и человек в форменной одежде направил нас к столу, где нам предложили — вежливо, но твердо — оставить в раздевалке верхнюю одежду.
— Они хотят быть уверенными, что при нас нет взрывчатки, — сказал Майкл, сбрасывая пальто. — После теракта не хотят рисковать.
— В самом деле? — удивилась я.
— Было бы хуже, если б нас обыскали, — заметил он. — Присмотрись. Я уверен, что с кейсом в лифт никого не пустят.
Он был прав. Подъем наверх и всегда был испытанием, а сегодня показался еще более долгим, чем когда-либо. Где-то на восьмидесятом этаже раздался грохот, и я едва не оглохла. Затем двери
