перешли к десерту. К этому времени Шапиро и сомелье звали друг друга по имени. Нам подали «Шато- Рьессек» восемьдесят третьего года — Шапиро его забраковал, и поэтому мы перешли к вину восемьдесят пятого года, за ним последовал семильон. Пошел второй час ночи, но мистер Шапиро категорически отказался покинуть ресторан, пока из зала не ушли последние посетители. Когда наконец мы поднялись из-за стола, оказалось, что мы просидели шесть часов. У меня затекли ноги, и я едва двигалась.
— Час еще ранний, — заметил Шапиро.
— Не для меня, — возразила я.
Неужели гастрономический воитель еще не угомонился?
Мы спустились в лифте в полном молчании. Двери раздвинулись, и я пошла к раздевалке. В пустом помещении гулко раздавались шаги.
— Рут! — услышала я за спиной.
Оглянувшись, обнаружила Дэниела Джонса, писателя, винодела и человека, заведовавшего винными отделами ресторанов, таких как «Монтраша» и «Нобу». Он оживленно махал мне рукой.
— Дэниел! — воскликнул мистер Шапиро и, выдвинувшись вперед, протянул ему руку.
— Да? — сказал Дэниел с вежливым выражением, означавшим: разве-я-вас-знаю?
Он взял руку Шапиро, хотя и осторожно.
— Я встречался с вами в «Монтраша»! — заорал Шапиро. — Помните? Я принес аэрофотоснимок виноградника Ла Таш.
— Да, конечно, — сказал Дэниел.
По его тону нельзя было понять, действительно ли он вспомнил Шапиро.
— Что вы делаете здесь в такое время? — спросила я.
— У нас была вечеринка в честь «Нобу» в отдельном номере, — сказал он. — Почему вас там не было?
— Вы же знаете, что я бы не пошла. На вечеринки с шеф-поварами я не хожу.
— А мы ходим! — воскликнул мистер Шапиро.
Он схватил Дэниела за руку и повел его назад, в лифт, жена потащилась следом. Войдя в лифт, Шапиро помахал мне рукой и закричал:
— Доброй ночи. Доброй ночи. Спасибо за ужин. Доброй ночи.
Я глянула на Дэниела. Казалось, он видит кошмарный сон. Двери лифта захлопнулись.
— Как ты мог меня бросить? — возмущенно выговаривала я Майклу на следующий день. — Как мог улизнуть и оставить меня с этими людьми? Они что, показались тебе такими невыносимыми?
— Дело не в них, — спокойно ответил он.
— О чем ты говоришь? — спросила я.
Майкл дотронулся до моей руки.
— Не хотелось бы тебя обижать, — сказал он, — но ушел я не из-за них, а из-за тебя.
— Из-за меня? — поразилась я. — Из-за меня?
— Да, — сказал он. — Я не мог вытерпеть того, что ты делала. Не выношу, когда ты притворяешься таким человеком.
— Каким человеком? — не поняла я.
— Ресторанным критиком «Нью-Йорк таймс». Принцессой Нью-Йорка. Миссис Знаю-что-я-права-в- отношении-еды-и-не-спорьте-со-мной.
— Неужели я была такой ужасной? — прошептала я.
У меня загорелись щеки, и кожа покрылась испариной.
— Хуже, — сказал он. — Ты выглядела, как те особы, над которыми сама же всегда потешалась.
Мне стало тошно. Но Майкл не все сказал.
— Ты ведь по-настоящему любишь еду и способна передать свое удовольствие другим. Но если ты превратишься в… как это назвал мистер Шапиро?
— Гастрономический воитель, — подсказала я.
— Вот-вот, — подтвердил он. — Если позволишь себе сделаться…
Он помолчал с минуту и снова заговорил:
— Вчера вечером у меня в голове крутилась строчка из Элиота, из «Четырех квартетов»: «Пристал сапфир, прилип чеснок, в грязи по ось ползет возок…»[78] Я вспомнил, что, когда ты занялась этой работой, для тебя это было почти священнодействием. Ты любишь еду, любишь писать, тебе по душе щедрость поваров и то, что происходит за столом, когда подают по-настоящему хорошую еду. То, что я видел вчера, не имело к этому никакого отношения.
— Но я делала это ради благотворительности, — запротестовала я.
— Для благотворительности можно найти что-нибудь получше. — ответил он. — Не растрачивай себя понапрасну.
Рестораны
— У вас особый случай? — спрашивает нас официант. — Может, мы для вас споем? День рождения? Юбилей? Или что-то другое?
Обновленное «Окно в мир», словно резвый щенок, хочет понравиться во что бы то ни стало. Улыбающиеся стюарды в ярких костюмах приветствуют пассажиров, осуществивших непростое путешествие в лифте.
«Добро пожаловать к нам на ужин». Сотрудницы ресторана весело встречают гостей, словно друзей, с которыми они давно не виделись. Официанты с огромным энтузиазмом описывают достоинства еды. — «Взгляните, вон там стадион «Янки»», — говорит один, по-хозяйски указывая в окно, словно город, раскинувшийся в ста семи этажах отсюда, существует только для того, чтобы порадовать их посетителей. Сервис исполнен такой энергии, что придирки по отношению к еде воспринимаются как неблагодарность.
Большинство жителей Нью-Йорка знают историю ресторана: «Окно в мир» находилось в упадке, после того как в девяносто третьем году во Всемирном торговом центре взорвалась бомба. Администрация Нью-Йорка и владельцы здания решили закрыть ресторан и подыскать нового управляющего. Свыше 30 рестораторов хотели взяться за эту работу, среди них — Дэвид Боули («Боули»), Алан Стиллмэн («Смит энд Воллеиски») и Уорнер Лерой («Таверна на Грин»). Большинство голосов снова были отданы Джозефу Бауму, создателю «Окна в мир», и его партнерам, Майклу Уайтмэну и Дэвиду Эмилю.
Многие из нас были обрадованы таким решением. Во времена моей юности он изменил нью- йоркские рестораны и превратил походы в них в настоящее приключение. Он оставил свой след повсюду — от высококлассных заведений, таких как «Времена года» и «Радужная комната», и до мелких закусочных сети фаст-фуда, таких как «Зум-Зум».
Для осуществления своего проекта партнеры пригласили человека большого таланта — Джорджа Масраффа. Он должен был отвечать за кулинарию. Позвали и повара Филиппа Фере. Он прекрасно проявил себя в «Кафе Сентро». Ожидания были велики.
Когда же в июле ресторан распахнул свои двери, первым моим чувством было разочарование: архитектор Хью Харди и дизайнер Мильтон Глейзер сделали все от них зависящее, чтобы вдохнуть индивидуальность в стерильное пространство, тем не менее огромное помещение по-прежнему напоминает вестибюль аэровокзала. Настроение изменилось после того, как я уселась в удобное кресло и огляделась по сторонам. Мне показалось, что я сижу в авиалайнере, зависшем над Манхэттеном. Такую иллюзию создавали приятные приглушенные цвета и необычайный вид из окна.
Перечень блюд в меню — хотя и грамотно подобран — обещал не многим больше того, что предлагает нам европейская кухня. Фуа-гра подавалась в качестве «праздничного блюда». В меню имелся голубь, запеченный в соли, — «смелый способ приготовления пищи, популярный у поваров Барселоны», и
